Алексей Давтян - Занимательные истории из жизни Романовых

Императрица еще долго возмущалась и наконец успокоилась. Обер-полицеймейстер осмелился спросить:

– Какое же будет решение вашего величества?

– Вот мое решение! – сказала Екатерина и бросила бумагу в огонь.

Так дерзкий молодой человек избежал страшного наказания, которое наверняка бы ждало его, если бы не милосердие правительницы.

Однажды придворный книготорговец Вайтбрехт получил из Парижа несколько сотен экземпляров пасквилей на императрицу. Вайтбрехт передал экземпляр обер-полицеймейстеру, просил его донести о происшедшем государыне и посоветовать, что делать с товаром. На следующий день обер-полицеймейстер приехал к книготорговцу.

– Скажи, какая стоимость назначена присланным книжкам, и по какой цене ты мог бы продавать их? – спросил обер-полицеймейстер.

Вайтбрехт определил цену каждой книжке в тридцать копеек ассигнациями.

– В таком случае, императрица приказывает продавать их по пяти копеек, а недостающие затем деньги будут тебе переданы из придворной конторы.

Однажды, находясь в Казанском соборе на службе, императрица Екатерина заметила, как одна женщина, судя по всему, небогатая дворянка, пала на колени пред образом Божией Матери, зачитывая перед ним какую-то бумагу. Заинтересовавшись таким случаем, императрица потребовала подать ей этот листок. К удивлению государыни, бумага оказалось жалобой Пресвятой Деве на несправедливое решение суда, утвержденное Екатериной, из-за которого просительница становится совершенно нищей. «Богородица, – писалось в жалобе, – просвети и вразуми милосердную нашу монархиню, да судит суд правый». Екатерина не рассердилась, а приказала просительнице чрез три дня явиться к ней во дворец, а сама тем временем истребовала из Сената ее дело и изучила его с особым вниманием. Прошло три дня. Дама, пожаловавшаяся Царице Небесной на царицу земную, с трепетом явилась в кабинет к императрице.

– Вы правы, – сказала Екатерина, – я виновата; простите меня: один Бог совершенен; и я ведь человек, но я поправлю мою ошибку: имение ваше вам возвращается.

И вручила просительнице драгоценный подарок.

Популярная певица Катерина Габриелли как-то запросила у Екатерины II пять тысяч дукатов за два месяца выступлений в Петербурге.

– Помилуйте! Да я своим фельдмаршалам плачу меньше, – возмутилась императрица.

– Что ж, пусть ваши фельдмаршалы сами и поют, – ответила певица.

Делать нечего, пришлось императрице уплатить ей пять тысяч дукатов.

Однажды Екатерина играла вечером с графом А. С. Строгановым в карты по полуимпериалу. Строганов проигрывался, сердился, нервничал, наконец в гневе бросил карты на стол, вскочил со стула и заходил по зале.

– С вами совершенно нельзя играть, вам легко проигрывать, а мне каково, подумайте! – кричал он императрице.

Присутствовавший при этой сцене обер-полицмейстер Н. П. Архаров испугался такой дерзости.

– Не пугайтесь, Николай Петрович, – спокойно сказала ему царица, – уже пятьдесят лет все та же история, я привыкла.

Походив немного и охладев, Строганов опять сел, и игра продолжалась как ни в чем не бывало.

Басин П. В. Екатерина II утверждает план Академии художеств

Однажды Екатерине II донесли, что у одной из ее любимиц, госпожи де-Рибас, очень трудные роды. Императрица не мешкая, как была, в капоте и без чепца, села в первую попавшуюся карету и помчалась к больной. Там она встретила акушера и осведомилась, каково состояние роженицы. Акушер отвечал, что положение довольно серьезное и необходимо тотчас же принять безотлагательные меры для облегчения страдающей. Услышав это, государыня взяла лежавший на столе передник, быстро подвязала его и направилась в комнату роженицы:

– Пойдем вместе помогать ей; мы здесь теперь не что иное, как люди, обязанные помочь ближнему!

Благодаря стараниям акушера и заботам императрицы госпожа де-Рибас была спасена от смерти.

Один сенатский регистратор по рассеянности разорвал вместе с другими ненужными бумагами указ, подписанный императрицей Екатериной. Заметив свою ошибку, он пришел в ужас и в отчаянии даже хотел свести счеты с жизнью. Но, одумавшись, регистратор решил отправиться в Царское Село, где находилась тогда императрица. Там он забрался в дворцовый сад и, засев в кустах, с замиранием сердца ожидал появления государыни. Прошло несколько томительных часов, пока громкий лай двух ливреток не возвестил несчастному чиновнику о приближении Екатерины. Регистратор вышел из своей засады на дорожку и стал на колени.

– Кто ты такой? – спросила его императрица.

– Я погибший человек, государыня, – отвечал он, – и только вы одна можете спасти меня.

– Расскажи, что у тебя произошло?

Регистратор подал ей разорванные куски указа и честно сознался в своей рассеянности и неосторожности.

– Ступай сейчас домой, – сказала царица, – и будь завтра на этом месте в этот же самый час.

Вечностью показалось чиновнику время до назначенного срока. Он заранее пришел в сад. Наконец появилась Екатерина. Она подошла к несчастному и протянула ему бумагу:

– Возьми, вот тебе другой указ; беда твоя миновала; отправляйся скорее в типографию, – сказала Екатерина. – Да смотри, никому не сказывай об этом происшествии, иначе тебе достанется от обер-прокурора.

Екатерина II терпеть не могла шутов, но держала около себя одну женщину, частично исполнявшую эту функцию. Ее звали Матрена Даниловна, она жила во дворце на полном довольствии, имела право в любое время входить к государыне, называла ее сестрицей, передавала царице городские новости и слухи. Иногда Екатерина прислушивалась к ее мнению. Однажды Матрена Даниловна начала плохо отзываться об обер-полицеймейстере Рылееве.

– Знаешь ли, сестрица, – внушала она императрице, – все им недовольны; говорят, он большой взяточник.

На другой день Екатерина сказала Рылееву:

– Никита Иванович! Пошли-ка Матрене Даниловне что-нибудь из зимних запасов твоих; право, только не говори, что это я присоветовала.

Рылеев не понял, для чего это нужно, но совет исполнил и отправил к Матрене Даниловне несколько свиных туш, индеек, гусей и прочей снеди. Все это было принято очень даже благосклонно. Через некоторое время императрица сама начала в присутствии Матрены Даниловны дурно отзываться о Рылееве и даже выразила намерение сменить его.

– Ах, нет, сестрица, – поспешила возразить Матрена Даниловна, – зря я на него наговаривала: все уверяют, что он человек добрый и честный.