Анна Маркова - Святитель Тихон. Патриарх Московский и всея России

Испугавшись, что положение их пошатнулось, некоторые обновленческие деятели пытались найти примирение с Патриархом в расчете на то, что им удастся склонить его на компромисс и принять их без покаяния, что даст им возможность влиять на принятие решений в Патриархии. Эти расчеты, естественно, нашли поддержку и со стороны Тучкова. В марте 1924 года из Петрограда в Москву приехал живоцерковник Красницкий, оказавшийся не у дел в обновленческом синоде. В течение шести недель он вел переговоры с Патриархом Тихоном и его ближайшими помощниками, которые закончились заявлением, поданным им на имя Патриарха 19 мая: «Прошу Ваше Святейшество принять меня и моих собратьев, которые пожелают последовать моему примеру, в молитвенно-каноническое общение и благословить потрудиться на восстановление церковного мира и по подготовке очередного Поместного Собора в организующемся при Вашем Святейшестве церковном управлении, покрыв своей архипастырской любовью все, чем я прегрешил в период церковно-обновленческого движения» [2, с. 111]. В тот же день заявление было подписано.

21 мая Святейший Патриарх Тихон и Синод вынесли постановление об образовании нового, расширенного Синода и ВЦС, в который, наряду со священнослужителями и мирянами, оставшимися верными Патриарху, вводятся и готовые принести покаяние деятели «Живой церкви» во главе с Красницким. Достигнута была и договоренность о созыве общего Собора. 29 мая появляется специальное воззвание о подготовке второго Поместного Собора и об организации епархиальных советов с участием раскаявшихся обновленцев. Во время переговоров Красницкий вел себя напористо и нагло: самовольно, без разрешения Святейшего, остановился в покоях патриаршей резиденции в Донском монастыре, требовал сохранить звание протопресвитера и предоставить должность заместителя председателя ВЦС – такого же высокого положения в преданной им Православной Церкви, какое он потерял в обновленческой группировке. Поведение Красницкого вызывало возмущение у сотрудников Патриарха. Весть о примирении Святейшего с одним из убийц митрополита Вениамина смутила православный народ, вызвала ропот и недовольство.

Митрополит Казанский Кирилл, вернувшийся в Москву из ссылки в Зырянский край, не имея на то разрешения от Тучкова, отправился к Патриарху и выразил свое недоумение и горечь по поводу происходящего. «Я болею сердцем, что столько архипастырей в тюрьмах, и мне обещают освободить их, если я приму Красницкого» [2, с. 111], – объяснял ему свои действия Патриарх. «О нас, архиереях, не думайте, мы теперь только и годны на тюрьмы» [2, с. 111], – ответил митрополит и стал еще настойчивее просить не вводить в церковное управление враждебного Патриаршей Церкви деятеля. От Тучкова митрополит Кирилл получил выговор за самовольное свидание с Патриархом и за отказ принять в общение Красницкого. Митрополит шутливо отметил: «Год тому назад на этом самом месте вы меня обвиняли в чрезмерном повиновении Патриарху, а теперь требуете обратного» [2, с. 112]. Непреклонный, бесстрашный святитель вскоре снова был отправлен в ссылку.

После встречи с митрополитом Кириллом позиция Патриаршего Синода на переговорах с Красницким стала более жесткой: ему отказали в должности заместителя председателя ВЦС и поставили главным условием воссоединения и созыва Собора публичное покаяние и переосвящение обновленческих храмов. Для Красницкого это требование оказалось неприемлемым, и переговоры тут же прекратились.

Управление Церковью, таким образом, по-прежнему осталось в руках Святейшего Патриарха Тихона и его ближайших помощников.

Казалось бы, в эту тяжкую годину Русская Церковь, всегда поддерживавшая единоверцев, также должна была получить поддержку от других Поместных Церквей. Но именно это время Константинопольский Патриархат выбрал для первого бесцеремонного вмешательства в дела Русской Церкви. 6 июня 1924 года Святейший Патриарх Тихон получил письмо от представителя Вселенского Патриарха в Москве архимандрита Василия (Димопуло) с выписками из протоколов заседаний Священного Синода Константинопольской Церкви. Из документов видно, что Патриарх Григорий VII, «изучив точно течение русской церковности и происходящие разногласия и разделения, для умиротворения дела и прекращения настоящей аномалии» решил послать в Москву «особую миссию, уполномоченную… действовать на месте на основании и в пределах, определенных инструкцией, согласных с духом и преданием Церкви». В инструкции для членов комиссии Константинопольский Патриарх выразил пожелание, чтобы Патриарх Тихон «ради единения расколовшихся и ради паствы пожертвовал собою, немедленно удалившись от управления Церковью, как подобает истинному и любвеобильному пастырю, пекущемуся о спасении многих, и чтобы одновременно упразднилось, хотя бы временно, Патриаршество как родившееся во всецело ненормальных обстоятельствах, в начале Гражданской войны, и как считающееся значительным препятствием к восстановлению мира и единения» [2, с. 112–113].

Послание Патриарха Григория VII смутило и опечалило святителя Тихона. В ответном послании он отклонил неуместные советы своего собрата: «Всякая попытка какой-либо комиссии, – пишет он, – без сношения со мной, как единственно законным и православным Первоиерархом Русской Православной Церкви, без моего ведома незаконна, не будет принята русским православным народом и внесет не успокоение, а еще большую смуту и раскол в жизнь и без того многострадальной Русской Православной Церкви. Последнее будет только в угоду нашим схизматикам-обновленцам, вожди которых… запрещены мною в священнослужении… и объявлены находящимися вне общения с Православной Церковью… Народ не со схизматиками, а со своим законным Православным Патриархом. Ваш предшественник, блаженной памяти Патриарх Герман V, как и другие Восточные Патриархи, особыми грамотами приветствовали как восстановление у нас на Руси Патриаршества, так и лично меня…» [2, с. 113]

После обмена посланиями Патриарх Григорий VII прервал общение с Патриархом Тихоном и впредь сносился с евдокимовским синодом как с якобы законным органом управления Российской Церковью. Его примеру последовали, не без колебаний и давления со стороны, и другие Восточные Патриархи. Поддержка обновленческого раскола Восточными Патриархатами была серьезной бедой для Русской Церкви.

Между тем в 1924 году гонения на Церковь продолжались почти с той же яростью, как и в предыдущие годы. По всей стране православные храмы закрывались и перестраивались в кинематографы, клубы и увеселительные заведения. Отказавшись от всякого влияния на политическую жизнь страны, признав советскую власть, Патриарх возвышал свой голос в защиту Церкви-Матери, когда давление на нее становилось особенно нестерпимым. Так, 30 сентября 1924 года Патриарх Тихон направил во ВЦИК заявление: «Церковь в настоящее время переживает беспримерное внешнее потрясение. Она лишена материальных средств существования, окружена атмосферой подозрительности и вражды, десятки епископов и сотни священников и мирян без суда, часто даже без объяснения причин, брошены в тюрьму, сосланы в отдаленнейшие области республики, влачимы с места на место; православные епископы, назначенные нами, или не допускаются в свои епархии, или изгоняются из них при первом появлении туда, или подвергаются арестам; центральное управление Православной Церкви дезорганизовано, так как учреждения, состоящие при Патриархе Всероссийском, не зарегистрированы, и даже канцелярия и архив их опечатаны и недоступны; церкви закрываются, обращаются в клубы и кинематографы или отбираются у многочисленных православных приходов для незначительных численно обновленческих групп; духовенство обложено непосильными налогами, терпит всевозможные стеснения в жилищах, и дети его изгоняются со службы и из учебных заведений потому только, что их отцы служат Церкви» [2, с. 116–117].