Лилия Гусейнова - Ленин и Инесса Арманд. Любовь и революция

В противном случае архитектор отличался бы от бобра лишь тем, что бобр – это архитектор, покрытый шкурой, а архитектор – это бобр, не имеющий шкуры. Так и в человеческой среде свобода во всем есть путь к светлому будущему! Выстроенному по новым правилам новой России!

Когда наши отношения с Инессой переросли в более интимные?.. Как это всегда бывает у женщин, она стала просить большего. Ей уже не хватало того, что мы проводим много времени вместе. Я не совсем понимал, как на это реагировать. Наверное, я сам виноват в том, что позволил ей устраивать мне сцены, но прошу понять и меня – я увлекся и очаровался этой женщиной.

Лев Троцкий всегда посмеивался надо мной, говоря: «Ты не знаешь безразличного отношения к людям… Нередко в подлинном смысле слова влюбляешься в людей». Он в таких случаях дразнил меня: «Знаю, знаю, у вас новый роман». Я сам всегда знал об этой своей черте и смеялся в ответ чуть-чуть конфузливо, чуть-чуть сердито. Даже Наденька отмечала что: «у меня постоянно бывали такие полосы увлечения людьми. Подметишь в человеке какую-нибудь ценную черту – и вцепишься в нее».

Это все мой характер – уж больно я увлекающийся человек, – и я всегда предпочитал общаться с такими же родственными мне натурами. Не мог я долго общаться в личном плане с такими товарищами, которые вроде очень хороши, то есть честны и полезны партии как революционеры, но беда у них есть, хотя это уже относится к области личных качеств, что скучны, они словно филины, и смеются раз в год, да и то неизвестно по какому поводу. Я чурался скучных, мрачных и бесстрастных людей… Если можно так выразиться, я любил страстных (вернее, пристрастных) и веселых революционеров. И в тесном дружеском кругу я немедленно становился душою всего общества. Именно около меня слышались самые страстные речи и наиболее веселый смех. Я старался быть центром всеобщего веселья. Друзья говорили, что мой юмор, жизнерадостность, клокочущая энергия проявлялись даже когда я отдыхал; вокруг меня стоял стон от смеха. Да, я хотел, чтобы люди могли и от души повеселится, разнообразить свой досуг.

Именно поэтому мне нравились натуры разносторонние и страстные. Инесса меня увлекла, влюбила в себя. А затем начала укорять:

– Ты стал проводить много времени с супругой, а про меня забыл! – говорила она со слезами на глазах.

– Как можно забыть про тебя?! У меня как всегда много работы, ты же знаешь, а Надя – она всегда возле меня и помогает как обычно.

– Нет, все не так, как обычно! Мы больше не так близки, ты как будто отдаляешься от меня. Это из-за того, быть может, что Надежда Константиновна грозилась уйти от тебя? Скажи мне правду!

– С супругой мы все выяснили. И это наше дело, ты в него налезь. Надежда все поняла и не собирается уходить. Дело только в том, что работы слишком много. Ты сама пропадаешь день и ночь на собраниях.

– Все не то, что ты говоришь! – почти расплакавшись, сказала Инесса и, подойдя ко мне, села на пол подле моих ног, кладя свою голову мне на колени. Я машинально провел по ее волосам пальцами – мягкие и нежные, они были так приятны на ощупь, что не хотелось убирать руку… Я посмотрел на нее, она подняла голову и тоже взглянула на меня. Длинные косы уложены в пышную прическу, открыты маленькие уши, чистый, резко очерченный лоб и зеленоватые, удивительные глаза.

Она была необыкновенно хороша! Это какое-то чудо! Ее обаяния никто не выдерживал, даже я. Своим очарованием, естественностью, манерой общаться Инесса выжигала пространство вокруг себя. Все переставало существовать, когда появлялась она. Но как, как объяснить ей, что ее вольнодумные поступки и убеждения коробят меня? Да, я был не против равноправия женщин, но это не значило, что я за то, чтобы они были полигамны и рушили институт брака! А как показывала предыдущая жизнь Инессы, в ней было столько хаоса и сумбура… И меня смущал тот факт, как просто она оставила своих детей.

Сейчас у меня как будто было две женщины рядом. Две полные противоположности. Надежда Константиновна – скромна, сдержана и даже где-то застенчива, Инесса – влюбчива и ветрена. С супругой у нас не имелось детей, она не умела готовить и вместо шумных компаний предпочитала уединение, а по обыкновению бесконечные гости ее всегда утомляли. Хотя как сами понимаете, наш образ жизни не позволял надолго оставаться в уединении. Инесса же имела пятерых детей от двух, если можно так выразиться мужей, пару любовников, прекрасно готовила, вела домашнее хозяйство и при этом мгновенно становилась душой любого общества. С Наденькой мне было спокойно, уютно, но бывало и скучно – ведь мы знали о друг друге абсолютно все. С Инессой мне открылся неведомый мир страсти во всех ее проявлениях.

И мои романтические чувства к Инессе не мешали нам совершенно в нашем главном деле – деле революции. Я помню, как просил Арманд отправится в Брюссель, и она не отказала мне:

«В целях установления единства 11-ти организаций РСДРП всех направлений необходимо дать бой ликвидаторам и их союзникам на международной объединительной конференции в Брюсселе. Крайне важно основной доклад прочитать с толком. Для чего необходим прекрасный французский. Прекрасный! Кроме тебя, никого нет. Изо всех сил прошу согласиться хотя бы для прочтения доклада. Старших детей легко можно на три дня оставить, младшего Андрюшу возьми с собой. Ты знаешь, по тактическим соображениям я в Брюссель не поеду. Все очень будут злиться, захотят отомстить тебе. Но я уверен, что ты покажешь свои коготки. Заранее восторгаюсь, как они нарвутся, публично встретив спокойный и немного презрительный твой ответ… Я вполне уверен, что ты одержишь победу. Я забыл о денежном вопросе. Оплатим письма, телеграммы (пожалуйста, телеграфируй чаще), и гостиницу, и железнодорожные расходы и т. д. Помни об этом».

Я очень ценил это в Инессе, что она могла разделить рабочие моменты и наши личные. Но, конечно, я не ждал, что Надя будет все время спокойно относиться к нашему треугольнику.

Но свое раздражение супруга держала при себе. Встречала Инессу по-прежнему радостно, как добрую подругу. И нервные срывы, которые, очевидно, бывали, она, как я выяснил, доверяла все переживания только своему дневнику:

«Эта крашеная сука смогла переспорить Ильича в вопросах о тред-юнионах, и он изменил позицию! Немыслимо!». Вот что я однажды прочел в ее дневнике, когда Надя случайно забыла его на столе в гостиной. Вот что она на самом деле думала об Инессе, и далее следовало еще много не слишком лестных слов об Арманд.

Я долго думал о разговоре с Инессой, в тот день она сначала поставила меня перед выбором – либо она, либо Надежда – и через минуту уже жарко шептала мне на ухо, что от свободных отношений между нами втроем никто не будет страдать! И все будут счастливы.