Николай Шпанов - Горячее сердце (рассказы)

Н. ШПАНОВ

Горячее сердце

(рассказы)

СОДЕРЖАНИЕ

Горячее сердце

Слепень

Человек в очках

Музыкант

Точка зрения

Адъютант

Пятьдесят бесконечностей

Чудесная скрипка

ГОРЯЧЕЕ СЕРДЦЕ

Я познакомил вас с этим человеком, после того как мы вернулись с востока. Вероятно, вы не хуже меня помните рассказы о том, как он дрался на своем ястребке. Право, я убежден: умей он справляться со своими порывами, он непременно был бы удостоен звания Героя Советского Союза. А вместо этого вот он смещен: пришлось расстаться с командованием полком. Всем нам - летчикам его полка было родным и непреложно истинным его утверждение:

- Истребитель, проживший день, не сбив ни одного врата,- "дармоед советской власти".

Эта неуклюжая, но всем понятная характеристика: "дармоед советской власти" висела над нами как постоянный призыв: "бить, бить". И мы били. С утра до вечера наши взоры были устремлены к небу с одним единственным призывом: "Покажись!" И стоило противнику появиться в бледном сиянии знойного неба, как начинался "танц-класс".

Да, мы дрались! Противник должен по сей день помнить неизменное соотношение потерь - три к одному в нашу пользу.

После той кампании Прохор дрался на финском фронте. Я встретил его не скоро. В одесской биллиардной он с ожесточением заколачивал шары так, что лузы вылетали вместе с кусками бортов.

- Ты можешь понять меня?- мрачно сказал он, когда мы за стаканом вина справляли нашу встречу.- Худо мне.

- Может быть, не так уж худо? - сказал я. Он помотал своей тяжелой, словно вырубленной топором головой:

- Худо. Я - "дармоед советской власти"! Это надо понять. Полгода гнию на границе, рубать не велят!

- Не велят - значит, так нужно,- возразил я,- значит, это в порядке вещей.

- У тебя всегда все в порядке,- огрызнулся Прохор.- По полочкам разложено: тут нужно, там не нужно. Я так не могу. Я же знаю: эти скрипки рано или поздно нам свинью подложат. Так дайте же мне рубануть. Знаешь, какие у меня ребята в полку?

- Представляю себе. Подобрал?

- Х-ха!

- Потерпи.

- Разве это жизнь для истребителя: глядеть, как скрипки на той стороне границы елозят, и не сметь рубануть? Эх, только одно и остается: сплясать с горя. А ну, старик, есть у тебя "Лявониха" ["Лявониха" - белорусский народный танец.]?

Пластинка его любимой "Лявонихи" нашлась, и мы сплясали. Снизу пришли просить пощады: танец был жестоким испытанием для соседей.

С тех пор я его не видел. Мне говорили, что он снова был отрешен от командования частью. Случай был такой, какой и должен был с ним произойти: "скрипач" перелетел бессарабскую границу и углубился в нашу сторону. Таких велено было принуждать к посадке. Важно то, что приказ был ясен: сажать. Но на этот раз дело шло уже к вечеру, и, если верить Прохору, румынский самолет мог уйти от нашего звена, пользуясь надвигающейся темнотой. А Прохору только этого и нужно было: он рубанул. От скрипача остались обгорелые обломки. Прохор редко мазал.

Никакие оправдания не помогли. Прохора лишили командования частью.

Помнится, за прощальным стаканом он заверил меня, что исправится, и поделился своими успехами в новом деле: он тренировался в работе ночью.

- Чтоб ни днем, ни ночью... Понятно?

- Чего понятней!

Прошло не менее года. Мы не видались. И вот я столкнулся с ним - он командует частью ночных истребителей. Часть на блестящем счету.

- "Дармоедов, советской власти" у меня нет,- с гордостью заявил он мне.

Дело было у меня дома, и никто не мог нам помешать поставить "Лявониху". Тяжелые сапоги Прохора гремели на весь дом. Я с восхищением глядел на неунывающего гиганта.

- А ты все такой же,- сказал он, словно жалеючи, - цирлих-манирлих. Да ты уж не немец ли, а? Впрочем, знаешь, что касается порядка, я тоже... того: изменился.- Он многозначительно поднял крепкий, как сук, палец. - Порядок у меня теперь на первом плане.

- Свежо предание... - недоверчиво сказал я.

- Не говори. Ежели, я пожелаю... Ого! У меня теперь, как в лучшем доме: порядок прежде всего.

- К примеру?

- А вот,- он насупил брови, и лицо его выразило решимость: - нынче, брат, народ стал увлекаться тараном. Спору нет: ежели нет другого способа ссадить гада, так бей самим собой, своей машиной. Это правильно. Но в том-то и дело: молодежь маленько перегибать стала. Глядишь- у него и боекомплект еще не израсходован, и позиция выгодная была, и сам невредим, а чуть что норовит винтом фрица по хвосту рубануть, либо даже по крылышку. Были и такие.

- Зато верняк,- сказал я.

- Верняк-то он верняк, но кому нужен такой размен: истребитель на истребитель? Это нам невыгодно. Если еще бомбардировщик, идущий к цели,так-сяк. И то один на один не годится. У нас по прежнему должно быть: три к одному. Вот наша пропорция - большевистская. За одного нашего - трое фрицев.

- Так что же ты решил?

- Решил я с горячностью молодежи бороться. - Прохор встал и в раздумье прошелся по комнате. - Запрещаю. Запрещаю таран, ежели он не вызван необходимостью. Понятно?

- Ты это мне?

- Тебе и прочим...

К вечеру мы были на аэродроме. Ночь была ясная, лунная. Прохор ушел в воздух с первым же вызванным по тревоге звеном. Следом ушли второе и третье звенья. В мутном серебре лунного света я видел несколько мгновений его звено, но задолго до боя, конечно, потерял. Когда я сел, Прохора еще не было. Не вернулся он и тогда, когда все сроки посадки прошли. Оба его ведомых давно спали. Я не мог уснуть и каждые пять минут забегал к начальнику штаба узнать, нет ли известий о Прохоре. Ничего не было.

Только утром, когда я наконец забылся тревожным сном, мне показалось, что я слышу его голос. Прислушался. Действительно - Прохор.

- ...ну что тут было делать: рубанул я ему по заду и вся недолга. Да, видать, неудачно. Винт у меня стал бить так, что, того гляди, мотор вырвет. Вот и пришлось садиться где попало.

- Так, так,- сухо сказал начальник штаба - маленький педантичный майор - и принялся что-то торопливо записывать в блокнот. - А боезапас?

- Что боезапас? - удивленно опросил Прохор.

- Боезапас у вас был израсходован?

- Израсходован? - Прохор нехотя ответил: - Н-нет...

- Значит, вы имели еще шанс сбить противника огнем,- сказал майор.

- Да вы что пристали!.. - рявкнул вдруг Прохор. - Ну, может статься, имел шанс, может статься, сбил бы. Почем я знаю!

- Значит,- сухо отчеканил майор,- по вашим собственным установкам, которые мы только вчера давали летчикам, вы не должны были таранить, а должны были...

- Должны, не должны... - передразнил Прохор, но вдруг умолк и сердито уставился на майора: - Снимут с полка?

- Постольку, поскольку установки командования... Прохор сердито перебил: