Марк Рейтман - Русский успех. Очерки о россиянах, добившихся успеха в США

Георгий Баланчивадзе был родом из Западной Грузии, село его деда было в 5 км от города Кутаиси. В его роду и раньше, видимо, водились затейники: «баланчи» означает по грузинский «придворный шут». Но уже его дед был православным епископом Кутаиси, а отец поехал учиться в Петербург музыке да там и остался, женившись вторично на полунемке-полурусской. Мелитон Баланчивадзе был композитором, автором первой грузинской национальной оперы. Но Георгий, родившийся в 1904 г., не думал идти по стопам отца, он мечтал стать военным. На экзамен в Хореографическое училище он попал случайно, со старшей сестрой Тамарой, так как не с кем было его оставить дома. Их приняли обоих, но Тамару потом отчислили: у нее не оказалось способностей. Георгий же успешно учился в училище и (вместе с братом Андреем, впоследствии известным советским композитором) в консерватории по классу фортепьяно. Впоследствии такое совмещение очень способствовало его карьере.

Императорское (!) хореографическое училище в 1917 г. считалось оплотом контрреволюции и как таковое было закрыто. Потом, летом 1918-го года, Луначарский уговорил Ленина выглядеть цивилизованным и снова открыть училище, уже, конечно, не императорское. Но пайки учащимся положили отнюдь не комиссарские. Точнее говоря, тщедушные балерины находились на грани физического истощения. Все только и мечтали вырваться на зарубежные гастроли и там отъесться. И Георгий, хотя он и был в 1923 г. выдвинут в руководители балета самого Мариинского театра, не составлял исключения. Все эти должности были как бы понарошку. Понарошку казалась и женитьба Георгия на балерине Тамаре Жевержеевой, ей было тогда 15 лет. Их обвенчали в капелле при училище, нарядив в свадебные костюмы из театрального реквизита. Брак был для них своеобразной защитой от ухаживаний В.Маяковского « огромного, наглого и знаменитого – ни одним из этих качеств Георгий не обладал ». (Здесь и ниже цитаты из биографии, написанной Ричардом Баклом и Дж. Тарасом 16, следуют курсивом.)

Певец В. Дмитриев, на время не в превратившийся в крупье процветавшего казино, в 1924 г. сколотил группу из шести исполнителей для гастролей в Германии. Накануне отплытия произошла трагическая история, обнажившая опасные клыки молодого НКВД. В группе была юная балерина Лидия Иванова, у которой были связи с чекистами: несмотря на классовые различия, те уже уяснили, что среди балерин пропасть прехорошеньких, и это заставило их сделать первый шаг к искусству балета. Но и Иванова познала кое-что из мрачных тайн ЧК, которые не полагал ось вывозить на Запад. Институт «невыездных» тогда еще не оформился, это был следующий этап развития ЧК. И чекисты не придумали ничего другого, как убить Иванову. Причем сделали это очень неловко, инсценировав аварию моторной лодки с большой компанией, так что из мешка торчало несколько шил. Никакого расследования инцидента даже не провели. Эта история укрепила в Баланчине желание оставить страну.

В Европе все, кроме Дмитриева, нашли работу; Дмитриеву же, как своему благодетелю, артисты отчисляли некоторое время долю гонораров. Баланчин устроился работать в знаменитую балетную труппу Дягилева, который после войны собрал осколки «Русского балета Монте-Карло» и нуждался в притоке молодых сил. Баланчин выступал как танцовщик и балетмейстер во многих странах Европы, не чуравшихся беглецов из «свободной России», а во многие их не допустили. В Вене Баланчин встретился с Рахманиновым и его ждал на фронт. Он попросил написать Рахманинова какую-нибудь балетную музыку.

– Балет на мою музыку? – вскричал Рахманинов. Да вы что с ума сошли? Вон!

И выставил танцовщиков из гостиницы. Баланчин не был бы кавказцем, если бы не запомнил это на всю жизнь, и с тех пор, когда бы ни заходил разговор о Рахманинове, прекращал его словами:

– Lousy music! (Вшивая музыка!)

Отсюда можно заключить, что отношения между «россиянами» – эмигрантами были всегда не безоблачными. Может быть, это особенно справедливо по отношению к миру балета, где давно уже стало тесно от русских. По-видимому, известный танцовщик и балетмейстер Питер Мартинс выразил не только свое мнение, когда сказал, что русским пора освободить американские места, которые они занимают. Хотя все, что пахнет национализмом, и встречается в Америке очень настороженно.

Когда в 1933 г. Баланчину вздумалось собрать всех своих бывших жен в только что созданной Школе Американского балета, у станка встретились с тогдашней женой Зориной Жевержеева (по-американски Гева), Данилова, Талчиева и Леклерк. Карьера Баланчина-танцовщика была неблестящей и рано закончилась из-за травмы колена. Иногда он выходил заменять заболевших исполнителей (однажды заменял, импровизируя под хохот публики, даже в «Песне соловья» Алисию Маркову). Но в качестве балетмейстера он работал более полувека. На счету Баланчина были европейские триумфы, работа с крупнейшими современными композиторами (например, со Стравинским и Веберном), создание в 1948 Нью-Йоркского городского балета, который он же возглавлял много лет, переход этого балета в роскошный Линкольновский центр исполнительского искусства и много других достижений. Но Р. Бакл наверное не зря считает кульминацией его жизни гастроли в Москве в 1962 г. Это были не первые гастроли американской театральной труппы в СССР: еще раньше были выступления со спектаклем «Моя прекрасная леди» – мюзиклом по мотивам пьесы Б.Шоу «Пигмалион» с участием Лолы Фишер. Но на главных сценах страны, в Большом театре и Дворце Съездов, это были первые гастроли, и они имели огромное политическое значение, создавая возможность тысячам зрителей открыто выразить добрые чувства к американскому народу и тем самым показать свое неприятие официальной пропаганды, регулярно рисовавшей этот народ в неприглядном свете.

Однако мои расхождения с Р. Баклом начинаются еще до прибытия в СССР. Попытки задержать его Баланчина начались уже на польской и чешской границах, поскольку и чехи, и поляки в равной степени ненавидят как русских, так и американцев. Для такого суждения не было никаких оснований: и чехи, и поляки совсем неодинаково относились к русским И американцам, русских ненавидели гораздо сильнее, если все-таки пользоваться этим неуместным словом для описания чувств чехов и поляков. Неприязнь к американцам началась в 1968 г. и была вызвана равнодушием к подавлению «Пражской весны». Но и это чувство нельзя было назвать ненавистью.

Когда Баланчина в аэропорту Шереметьево приветствовали словами: «Добро пожаловать в Россию, родину классического балета», он ответил: «Спасибо, но теперь Америка является родиной классического балета. Россия – это родина старого романтического балета…» О справедливости этих слов пусть читатели судят сами.