Вадим Бурлак - Русский Париж

Итак, кто не хочет испытать нищеты и идущих за нею следом еще более горьких унижений, кого не могут не ранить презрительные взгляды надменных богачей, — тот пусть удалится, пусть бежит, пусть никогда не приближается к столице».

Немало русских современников Мерсье познакомились с этим ироническим предостережением и еще больше стремились увидеть Париж.

Что чаще всего осматривают и посещают русские во французской столице в наше время (если, конечно, это не барахольщики и нувориши)? Главными достопримечательностями Парижа, как и в XX веке, по-прежнему остаются: собор Парижской Богоматери, Пале-Рояль, Пантеон, Сорбонна, Эйфелева башня, Триумфальная арка, Булонский лес, Катакомбы, Площадь Бастилии, Венсенский лес, Елисейские поля, Монмартр, Монпарнас, кладбище Пер-Лашез, многочисленные музеи, театры, кафе, рестораны.

Какие утолки Парижа увлекали русских студентов, купцов, дипломатов, отдыхающих аристократов, искателей острых ощущений во второй половине XVIII века? Где любили они проводить время в этом городе?

Неизвестно, совершал ли прогулки с нашими соотечественниками Луи-Себастьян Мерсье, но воспользоваться его услугами экскурсовода стоит и сегодня. Кто лучше расскажет о французской столице той эпохи?

Где селились русские в Париже в XVIII столетии, если их состояние не позволяло замахиваться на прекрасные отели?

«Боярин поселяется в мансарде около Пале-Рояля; москвитянин платит чудовищные деньги за низенькие антресоли…

Меблированные комнаты грязны. Ничто так не удручает бедного иностранца, как вид грязных кроватей, окон, сквозь которые свищет ветер, полусгнивших обоев, лестниц, покрытых всякими нечистотами… об удобствах путешественников никто как следует не заботится…

Были годы, когда в Париже насчитывали до ста тысяч иностранцев, и все они жили по меблированным комнатам. В настоящее время (70-е годы XVIII столетия) их число значительно уменьшилось. Цены на комнаты крайне разнообразны; за помещение в четыре комнаты вблизи Пале-Рояля вы заплатите в шесть раз дороже, чем за такое же около Люксембургского дворца».

Так отзывался Луи-Себастьян Мерсье о местах проживания иностранцев в Париже.

Знакомиться с французской столицей в XVIII веке было не так просто.

«Отсутствие тротуаров делает все улицы почти одинаково опасными, — считал Мерсье. — Широкий ручей перерезает иногда улицу пополам, совершенно прекращая сообщение между двумя рядами домов; при каждом ливне приходится воздвигать шаткие мостики. Ничто не забавляет так иностранцев, как вид парижанина в многоэтажном парике, белых чулках и расшитом галунами платье, когда он перепрыгивает через грязный ручей, а потом бежит на цыпочках по мокрым улицам, причем целые потоки воды льются из дождевых труб на его шелковый зонт. Какие только скачки и прыжки ни проделывает, чтобы избежать и грязи под ногами, и водяных потоков с крыш, тот, кто задумал пойти из предместья Сен-Жак пообедать в предместье Сент-Оноре. Целые горы грязи, скользкая мостовая, сальные оси экипажей, — сколько препятствий! Но в конце концов он все же достигает цели».

Конечно, состоятельные русские предпочитали передвигаться по французской столице в каретах или пролетках.

«Несчастные клячи, везущие разваливающиеся кареты, красовались когда-то в королевских конюшнях и принадлежали принцам крови, которые гордились ими, — писал Мерсье о городском транспорте Парижа. — Эти лошади, уволенные в отставку еще до наступления старости, теперь трудятся под кнутом самых безжалостных мучителей…

По утрам, натощак, извозчики — народ довольно сносный. К полудню они становятся требовательнее, по вечерам же с ними совсем невозможно иметь дело. Происходящие нередко драки разбираются в полицейских участках, и дела решаются обычно в пользу кучера…».

Подобная несправедливость вызывала возмущение среди русских студентов. Некоторые из них позволяли себе пользоваться экипажами. Хамство пьяных кучеров заставляло отчаянных студентов пускать в ход кулаки.

Мерсье отмечал: «Одно из весьма обычных явлений во время езды — это перелом колес и пасов у карет, ездок встает с расшибленным носом или вывихнутой рукой, зато от уплаты за провоз его избавляют.

В Версаль и по всем дорогам, где существуют почтовые конторы, извозчики имеют право ехать, только уплатив за особое разрешение. Едва выехав за черту города, они предъявляют вам свои условия, не считаясь с существующим тарифом, причем один проявляет при этом чрезвычайную мягкость и сговорчивость, другие же — безграничное нахальство. В таких случаях лучше успокоить их несколькими лишними су, чем идти жаловаться на них или расправляться с ними самому, так и поступают все благоразумные люди.

Если вы забыли в карете какую-нибудь вещь, вы идете в контору, заявляете об этом (каждая карета имеет свой номер), и в большинстве случаев вещь вам возвращается.

Удобство и общественная безопасность требовали бы, чтобы извозчичьи экипажи были прочнее, менее грязны, лучше снаряжены; но недостаток и дороговизна фуража и значительный налог (двадцать су в день) за право колесить по мостовым тормозят даже самые насущные реформы».

Многие парижане в XVIII веке замечали любовь приезжих русских к мостам. Стоять на мосту и обозревать французскую столицу было среди них повальным увлечением.

«Пон-Нёф для Парижа то же, что сердце для человеческого организма: это центр движения и деятельности. Прилив и отлив горожан и иностранцев на этом мосту так велик, что для того, чтобы встретить нужных людей, достаточно прогуливаться здесь ежедневно в течение какого-нибудь часа.

Здесь дежурят полицейские шпионы, и если они в продолжение нескольких дней не встречают того, за кем следят, они решительно утверждают, что его нет в Париже. Вид с моста Пон-Рояль красивее, но с Пон-Нёфа он своеобразнее. Здесь парижане и иностранцы любуются конной статуей Генриха IV и все в один голос признают его за образец доброты и доступности…

Брат Людовика XIII, Гастон Орлеанский, забавлялся тем, что воровал на этом мосту у прохожих плащи, и память об этом до сих пор еще жива в народе…