Вадим Бурлак - Русский Париж

В России Ковалевской не разрешили преподавать в высших учебных заведениях. То же самое произошло и во французской столице. Несмотря на благосклонное отношение к ней ученых, Софья Васильевна так и не смогла получить место профессора на Высших женских курсах в Париже.

И все же ее пример и упорство впоследствии помогли многим женщинам, желавшим получить высшее образование и посвятить себя науке.

С 1890 по 1917 год в одном только Париже в университете и институтах обучались более 1500 студенток из России. Конечно, в XXI веке такое количество может показаться слишком малым. Но надо помнить, что в те времена высшие учебные заведения многих стран мира лишь приоткрывали свои «врата» для женщин.

А для студенток Франции Софья Ковалевская многие годы являлась примером в достижении цели.

Многие, приехавшие в Париж после революции 1830 года, отмечали быстрые перемены в облике французской столицы.

Один русский дворянин, отставной офицер, не был здесь со времен победы над Наполеоном. Спустя двадцать лет, доехав до центральной части Парижа, он воскликнул: «Как изменился город!..».

Согласно исследованиям Камбо столица Франции того периода действительно во многом преобразилась: «…на центральных городских улицах (Мира и Кастильон) и на площадях (Вандомская, Одеон) старые кинкеты (масляные лампы) начали заменять газовыми фонарями. В 1830 г. в дома более тысячи парижан провели газ…

В 1833 г. на Вандомской колонне была установлена статуя Наполеона. 29 июля 1836 г. торжественно открыли Триумфальную арку…

Появилось также шесть новых мостов (в том числе Берси, Сен-Пер, Луи-Филипп). В 1847 г. остров Лувье соединяют с правым берегом Сены. Во время Июльской монархии были проведены реставрационные работы в церквях Мадлен, Нотр-Дам-де-Лоретт, Сен-Венсенн-де-Поль, а также в Бурбонском дворце.

Необходимость улучшения аэрации города… повлекла за собой открытие 110 новых путей доступа воздуха. Ширина улицы Арколь (1837), пересекающей остров Сите от площади собора Нотр-Дам до мэрии, увеличилась до 12 м. Улица Рамбюто (1845), ширина 13 м, соединила квартал Мааре с рынком Де-Аль. Для ее строительства часть домов пришлось экспроприировать и снести.

Исходя из тех же соображений аэрации и гигиены префект наладил регулярную уборку боковых аллей на бульварах. Кроме того, чтобы покончить с грязью и сточными водами, пришлось изменить профиль мостовых и построить тротуары. Наконец, последнее нововведение — был заасфальтирован двор Пале-Рояль. Ландшафт города изменился также благодаря посадке тысяч деревьев и улучшению уличного освещения (10 тыс. газовых фонарей в 1848 г.).

Бурение Гренельской скважины, установка 2 тыс. водоразборных колонок, строительство новых фонтанов (Лувуа, Сен-Сюльпис, Мольер)… Продажа воды стала доходным торговым предприятием. Чаще всего водоносами становились жители Оверни. В дома наиболее зажиточных горожан воду доставляли на тележках либо в ведрах, навешанных на коромысло.

Когда в 1812 году наполеоновская армия вторглась в Россию и захватила Смоленщину, восьмилетнего Михаила Глинку вывезли из родного имения в Ельнинском уезде. Несколько лет будущий великий композитор провел у своего дяди, любителя музыки, организатора и владельца крепостного оркестра.

Впоследствии Михаил Иванович вспоминал: «…и может быть, эти песни, слышанные мною в ребячестве, были первою причиною того, что впоследствии я стал преимущественно разрабатывать народную музыку».

В десятилетнем возрасте Михаила стали обучать игре на фортепиано и на скрипке.

В 1815 или в 1816 году в имение дяди вернулся солдат, один из его крепостных музыкантов. Через всю войну он пронес балалайку, подаренную барином. С ней дошел до Парижа.

Михаил слышал рассказы бывшего солдата о французской столице: «Там можно услышать эхо всего мира и давних времен. Там музыка звучит по-иному. Улочки Парижа ловят ее и долго-долго не выпускают, будто играют с каждым звуком. А песню, даже напетую вполголоса, из одного конца города можно услышать в другом. А ночи Парижа сами рождают музыку, не захочешь — все равно возьмешься за инструмент…».

Для убедительности, или чтобы пробудить свои воспоминания о пребывании во французской столице, крепостной музыкант брал старенькую балалайку и начинал играть незнакомые мелодии.

Михаил слушал его и по-ребячески мечтал сам побывать в Париже и услышать «эхо всего мира».

В четырнадцать лет Глинку приняли в Благородный пансион при Главном педагогическом институте в Петербурге. Занятия музыкой не прерывались и в столице.

После окончания в 1822 году Благородного пансиона Михаил изучал теорию музыки, осваивал законы оркестрового звучания, писал романсы, фортепианные пьесы, увертюры, квартеты. Спустя несколько лет его имя стало известным в музыкальных кругах России — как пианиста и певца.

В декабре 1836 года в Петербургском Большом театре состоялась премьера оперы Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин»). Несмотря на то что произведение молодого композитора публика приняла благосклонно, появились и недоброжелательные отзывы. Глинку обвинили в симпатиях к «мужицким страстям и непросвещенного народа». Кто-то даже заявил о его опере: «Это кучерская музыка».

Творение Михаила Ивановича одобрили Пушкин, Гоголь, Белинский и другие славные представители русского общества.

Литератор, философ и музыкальный критик Владимир Одоевский в дни премьеры «Жизни за царя» писал: «С оперою Глинки является то, чего давно ищут и не находят в Европе — новая стихия в искусстве, и начинается в его истории новый период: период русской музыки. Такой подвиг, скажем, положа руку на сердце, есть дело не только таланта, но гения!».