Юрий Жук - Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге

В связи с этим обстоятельством весьма примечательным выглядит следующий факт. Будучи допрошенным Судебным Следователем Н. А. Соколовым, Камердинер А. А. Волков показал, что в одном из этих красногвардейцев Лакей А. Е. Трупп признал своего племянника – жителя его родной деревни Яниса Иковниекса.

А. А. Волков также пояснил на следствии, как в разговоре с Графом И. Л. Татищевым последний вспоминал, что комиссар Н. Родионов однажды сказал ему: «Я Вас знаю».

«Тогда Татищев спросил его: “Где же Вы могли меня видеть? Ведь я же жил в Берлине”. Тогда Родионов ему ответил: “И я был в Берлине”. Татищев попытался подробнее узнать, где же именно в Берлине видел его Родионов, но он уклонился от вопроса, и разговор остался у них неоконченным. Буксгевден мне говорила, что она видела Родионова несколько раз жандармом на станции Вержболово. Между прочим, Родионов почему-то выделил Татищева и приказал наклеить только на его вещи ярлыки с отметкой, что это вещи Татищева». [322]

А вот о том, как происходил этот переезд, наиболее подробно описывает в своей книге воспоминаний Баронесса С. К. Буксгевден:

«Родионов, Хохряков и подчинённые им солдаты образовали наш конвой. Забрали всё, что принадлежало императорской семье и прежним владельцам, – и даже лошадь с экипажем, специально присланные архиепископом, чтобы отвезти детей на пристань. Всё это солдаты поделили между собой в Екатеринбурге, а кое-что было отправлено (я видела это собственными глазами) в местный Совет.

Великим княжнам не разрешили запирать двери их кают. Везде были расставлены часовые, причём из гардеробных комнат мы смогли выставить их с большим трудом. Когда мы находились на палубе, неподалеку от нас обязательно пристраивался кто-нибудь из солдат, и мы должны были громко разговаривать по-русски, чтобы охрана могла следить за содержанием беседы. Дни стояли солнечные, и цесаревича часто вывозили на палубу в специальном кресле. По ночам Родионов запирал мальчика в каюте – к большому неудовольствию Нагорного, который постоянно конфликтовал по этому поводу с Родионовым.

Когда пароход отошёл от пристани, солдаты по какой-то неведомой причине открыли стрельбу из пулемётов, но Хохряков (более внимательный по отношению к другим, чем Родионов) спустился в каюту к больному мальчику и объяснил ему, что пугаться нечего. В Тюмени, куда пароход прибыл на следующий день, произошла небольшая задержка, поскольку местные власти решили арестовать всех прибывших из Тобольска. После долгих переговоров удалось прийти к какому-то соглашению, и нам разрешили покинуть пароход 22 мая.

Тем временем по городу распространились слухи о прибытии императорских детей, и вскоре вокруг нас собралась целая толпа народа. Некоторые дамы бросали детям цветы, но тут в дело вмешались солдаты, которые грубо отогнали этих дам прочь. Когда был подан поезд, цесаревича и его сестёр, генерала Татищева, графиню Гендрикову, госпожу Шнейдер, меня, а также доктора Деревенко, служанку и Нагорного поместили в вагон второго класса. Каждого из нас вооруженные солдаты заводили туда по отдельности. Наставников цесаревича поместили вместе со слугами в вагон четвертого класса, который не имел никакого сообщения с нашим. К счастью, в самый последний момент к нам подбежал камердинер императрицы Волков, который передал нам бутылку молока и немного холодной телятины. В противном случае, нам пришлось бы голодать в течение двух дней нашего путешествия. Молоко было как нельзя кстати для больного цесаревича, и все мы единодушно решили отдать эту бутылку мальчику.

Вагон, в котором мы ехали, был чрезвычайно грязен. Подобную грязь даже невозможно описать словами, а солдаты, видя наше отвращение, намеренно делали всё, чтобы привести его в ещё худшее состояние. Двери купе необходимо было держать открытыми, а внутри вагонов разместили вооружённых часовых. В таких условиях мы могли обмениваться лишь краткими, ничего не значащими замечаниями. Цесаревич очень скучал по господину Жильяру. Он чувствовал себя по-прежнему плохо, и было очень трудно отвлечь его внимание от угнетающей обстановки. Цесаревич остро чувствовал унизительность того положения, в котором мы все очутились, и всё, что мы могли сделать с великой княжной Татьяной, – это сосредоточить его внимание на разных карточных играх, которыми мы забавляли его целый день». [323]

Около 2-х часов ночи на 23 мая 1918 года поезд с августейшими Детьми и их слугами прибыл в Екатеринбург и остановился невдалеке от здания вокзала. Однако всем находившимся в нём лицам было запрещено покидать вагоны.

Утром, около 9 часов, к поезду подъехали несколько извозчиков и встали вдоль вагонов. Вместе с ними появились и представители местной власти: «комиссары» П. Д. Хохряков, Н. Родионов и С. В. Мрачковский – последнему было поручено, что называется, «рассортировать» приехавших, отправив, кого в тюрьму, а кого восвояси.

Первым из вагона разрешили выйти К. Г. Нагорному, который вынес на руках больного Наследника Цесаревича. Посадив его в пролётку, он вернулся назад, чтобы помочь Великим Княжнам поднести до экипажей их вещи. Но ему это запретили, грубо оттолкнув, посему бедным девушкам пришлось самим нести собственные чемоданы и трёх собак.

Из воспоминаний П. Жильяра:

«Я вернулся к окну. Татьяна Николаевна шла последней, неся свою собачку, и с большим трудом тащила тяжёлый коричневый чемодан. Шёл дождь, и я видел, как она при каждом шаге вязла в грязи. Нагорный хотел прийти ей на помощь – его с силой оттолкнул один из комиссаров… Несколько мгновений спустя извозчики отъехали, увозя детей по направлению к городу». [324]

В один из поданных экипажей села Великая Княжна Ольга Николаевна и Родионов, в другой – С. В. Мрачковский с Наследником Цесаревичем, а в третий – Великие Княжны Татьяна и Анастасия Николаевна.

Приблизительно через полчаса извозчики вернулись, и комиссар Н. Родионов вызвал из одного вагона Графа И. Л. Татищева, Графиню Гендрикову, Е. А. Шнейдер, а из другого: А. А. Волкова, И. М. Харитонова, А. Е. Труппа и мальчика Леонида Седнева.

Однако прежде чем продолжить наше повествование, следует сказать о том, как происходила та самая «сортировка» прибывших, порученная М. С. Мрачковскому.

Читатель наверняка помнит, что постановление об аресте Князя В. А. Долгорукова было написано лично Председателем Президиума Исполкома Уральского Областного Совета А. Г. Белобородовым, можно сказать, на ходу. Теперь же вожди «Красного Урала» (исходя из ранее принятого решения центральной власти считать арестованными находившихся в Тобольске Графа И. Л. Татищева и Графиню А. В. Гендрикову) решили подготовиться к «приёму» прибывших в Екатеринбург добровольных пленников более основательно, заранее заготовив несколько постановлений об аресте, в которые оставалось только лишь вписать фамилии не-счастных.