Юрий Жук - Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге

Нежно благодарю Вас за милое письмо. Рада была получить его, хотя в нём нет утешительных известий. Как я опасалась, таки и случилось.

Господь с Вами, милое дитя. Держитесь ради неё. Она так страшно страдала все эти годы. Нельзя желать продолжения. Но Вашу скорбь при мысли, что она уже недолго останется с Вами, – тяжело переносить. Невыносимо больно убеждаться в том, что любимое существо ускользает из рук. Но Вы будьте храбры и помогайте ей силой Вашей веры до конца. Когда наступит тяжёлый час – утешайте её, будьте веселы, улыбайтесь. (…)». [341]

В одном из писем Государю Императрица описала Свою последнюю встречу с умирающей Графиней Софьей Петровной:

«(…) Была в городе, чтобы навестить гр. Гендрикову, – она при смерти, – совершенно без сознания, – она просила прийти к ней, когда будет умирать. Иночка [342]только что приехала из деревни и тоже выглядит совсем больной; Настенька очень бодрится, она расплакалась лишь в момент моего отъезда…» [343]

Развязка трагедии наступила через несколько дней. Ближе к середине сентября 1916 года Софья Петровна умерла, и Настенька осталась круглой сиротой.

«Я почувствовала, что надо держаться, что надо улыбнуться, а не плакать, – писала она после смерти матери в своём дневнике, – чтобы не препятствовать душе её вернуться туда, куда она давно стремилась…» [344]

Теперь, пожалуй, её единственной опорой стала Вера Господня и Государыня Александра Фёдоровна, которая никогда не забывала о своей любимице. «Пригласи как-нибудь Настеньку, ей так одиноко…» – писала Государыня Дочери, Великой Княжне Марии Николаевне. [345] «Настенька завтракала у нас, так как сегодня день её рождения…» [346]

Верная своему служебному долгу, Графиня А. В. Гендрикова продолжала нести свою службу при Высочайшем Дворе. Но теперь, когда светская жизнь потеряла для неё всякий смысл, она всё более и более задумывалась над вечными ценностями, находя в них выход из душевного тупика, передавая себя Господу «с полным доверием, что Он лучше знает, кому и когда надо».

Весьма яркую нравственную характеристику Графини А. В. Гендриковой приводит в своей книге Генерал М. К. Дитерихс:

«Анастасия Васильевна Гендрикова, как глубоко религиозный человек, не боялась смерти и была готова к ней. Оставленные ею дневники, письма свидетельствуют о полном смирении перед волей Божьей и о готовности принять предназначенный Всевышним Творцом венец, как бы тяжёл он ни был. Она убеждённо верила в светлую загробную жизнь и в Воскресение в последний день, и в этой силе веры черпала жизненную бодрость, спокойствие духа и веселость нрава для других.

Она любила Царскую Семью и была любима Ею, почти как родная дочь и сестра. После смерти её матери, и особенно после ареста в Царском Селе, единственною сердечною и глубокою привязанностью Анастасии Васильевны на земле оставалась Государыня Императрица и Великие Княжны. Все письма Государыни к Настеньке, как звала графиню Гендрикову Её Величество, полны материнской нежностью и заботливостью. Необходимо отметить, что мать Анастасии Васильевны, графиня София Петровна Гендрикова, была наибольшим и любимейшим другом Государыни Императрицы Александры Фёдоровны в течение всей её жизни. Обеих связывала глубокая религиозность и преданность учению Православной Церкви о беспредельной любви к ближнему и бесконечном милосердии и терпимости к людям. Последние 3–4 года своей жизни графиня София Петровна страшно страдала физически вследствие какой-то очень сложной болезни и медленно, мучительно, долго умирала на руках своей страстно любимой дочери. Поразительно, что единственное, что облегчало страдания умиравшей, было присутствие Государыни Императрицы и молчаливая, сосредоточенная молитва последней. Государыня, веря Сама в силу молитвы, приходила к графине почти ежедневно; брала руки страшно страдавшей больной в Свои руки и, закрыв глаза, не произнося ни слова, уходила в напряжённое молитвенное состояние. Больной постепенно становилось всё легче, легче, боль затихала, и обе женщины, в слезах и обнимаясь, горячо благодарили Бога за Его бесконечную милость. Об этих минутах молитвенного исцеления полны письма графини-матери к дочери и письма Государыни к графине Софии Петровне. О них же часто упоминает в своём дневнике и Анастасия Васильевна.

Письма Великих Княжон к графине Гендриковой, и особенно письма Великой Княжны Ольги Николаевны, дышат доверием, любовью, простотой отношений и непринуждённой весёлостью. Княжны делились с Настенькой всеми своими впечатлениями, советовались в своих общественных делах и видели в ней как бы свою старшую сестру. Царская Семья была очень сдержанна в осуждении вообще людей и даже своих близких. Очень редко в письмах проскальзывает какое-нибудь недоброжелательное чувство к кому-нибудь. Чаще всего это выражается только в какой-нибудь юмористической форме. Но более рельефно выражаются Их симпатии. Так, видно, что наибольшей симпатией членов Императорской Фамилии пользовался Великий Князь Дмитрий Павлович, отношения к которому были как к любимому брату.

Анастасия Васильевна далеко не была человеком, которому были бы чужды земные желания, колебания, сомнения, раздражения и иные душевные и духовные побуждения, присущие существу мыслящему, живущему среди людей, ищущему у них любви для себя, для своей жизни, ищущему ответов на вопросы обыденной, окружающей обстановки, жизни. Она не чужда была слабостей, временных разочарований в окружающих, временных ошибок и искушений. В своём дневнике, посвящённом покойной матери, она пишет:

“Боже мой! Когда же кончится моя бесцельная, одинокая жизнь? Она меня тяготит, и теперь постепенно блекнут все утешения; больное, измученное, жаждущее любви сердце нигде не находит ответа и тепла…” [347]

“Пришлось спуститься с высоты, где царят утешение и мир, в самую тину житейскую, в самый центр житейских дрязг, суеты, забот; вникнуть и окунуться в окружающую жизнь, полную сложностей, интриги, пошлости и лжи людской…” [348]

“Мне казалось, что я найду просвет единственно в одном прежнем, сильном чувстве любви… но и здесь нашла только полное и окончательное разочарование…” [349]

“Я чувствую, что я начинаю черстветь, холодеть и на меня находят апатия и равнодушие ко всему, кроме душевной боли…” [350]

Разве в приведённых словах дышит не сама жизнь земная? Разве это мысли и чувства не земного существа? А между тем многие считали Анастасию Васильевну мистически больной, стоящей вне жизни, вне её реальных сторон и объясняли это близостью Гендриковой к Государыне, влиянием Последней в религиозно-мистическом отношении и больной экзальтацией. Совершенно верно, что молодая Анастасия Васильевна была требовательна к людям, что её не удовлетворяли ни люди, ни жизнь, её окружавшая, так как блистали они только внешней мишурной оболочкой, а она искала души в человеке, глубины и идеальности в жизни. Люди, не способные понимать духовных обликов Государыни Императрицы или Анастасии Васильевны Гендриковой, обвиняли их в страдании больной экзальтацией мистицизма, формальном исповедании религии и чуть ли не в кощунственном отношении к духу веры, заменяя его учениями старцев, различных кликуш и истеричек и чуть ли не оккультическими экспериментами в личной и государственной жизни.