Дмитрий Соколов-Митрич - Яндекс.Книга

Работает он очень просто. Акционерное общество идет на биржу и говорит примерно следующее: «Наша компания в очередной раз собралась в дальнее плавание дурить глупых туземцев. Мы можем поплыть на двух кораблях, у нас для этого достаточно собственных средств. Но если бы мы насобирали больше денег, то поплыли бы на трех или даже на четырех судах — и заработали бы еще больше. Готовы поделиться будущей прибылью с любым, кто приобретет наши ценные бумаги. Купив сегодня одну акцию за один гульден, вы получите через год полтора гульдена. Мы отвечаем своим имуществом и своей репутацией, нас тут все знают».

Спустя четыре века механизм работы биржи, конечно, невероятно усложнился, но принцип тот же. Крупные компании, которые уже самостоятельно достигли значительного успеха и уверены в своем светлом будущем, хотят расти еще быстрее и поэтому размещают на бирже акции для портфельных инвесторов. Те, в свою очередь, покупают ценные бумаги этих компаний, потому что считают, что через какое-то время их можно будет продать значительно дороже. Главный вопрос, который возникает при такой сделке, — это вопрос доверия. Именно поэтому компания, которая выходит на биржу, называется публичной — в отличие от той, которая сама себе на уме, делает что хочет и ни перед кем, кроме налоговой, не отчитывается.

Прежде чем выйти на биржу, компания-эмитент раскрывает перед будущими инвесторами информацию о своих финансовых показателях. Почему инвесторы должны ей верить? Ведь подделать можно что угодно. Действительно, в истории лукавого человечества уже не раз были случаи, когда даже самые уважаемые компании попросту врали о своих финансовых успехах, подрывая таким образом и авторитет бирж. Поэтому с тех пор для претендентов на публичное размещение акций были разработаны жесткие стандарты внутреннего финансового управления, включающие внешний аудит и еще уйму таких вещей, от которых у среднестатистического российского предпринимателя просто едет крыша. Даже если он последние несколько лет не баловался черным налом, честно платил налоги и вообще был неплохим человеком, ему все равно надо заново отстраивать весь свой финансовый блок.

Еще в 2007 году, когда речь впервые зашла о выходе на биржу, команде «Яндекса» сразу стало понятно, что компании нужен CFO — серьезный финансовый директор, являющийся таковым по всем международным стандартам. Инвесторы предложили Нилеша Лакхани — очень опытного финансиста с двадцатилетним опытом работы, известного на международных IT— и медиарынках. Нилеш окончил Манчестерский университет и Университет Сан-Франциско, работал в компаниях Electronic Arts, Pogo.com, General Electric Capital Corporation. Накануне прихода в «Яндекс» он вывел на NASDAQ российскую компанию «СТС Медиа». «Мы рады видеть в нашей команде такого специалиста, как Нилеш, — заявил в те дни Аркадий Волож. — Человек с таким опытом еще никогда не работал на российском интернет-рынке».

Но потом с Нилешем как-то не задалось. Возможно, он был слишком профессиональным финансовым директором — так бывает. Возможно, в компании с более заурядной корпоративной культурой его догматический образ действия стал бы уместным и эффективным. Но для «Яндекса» работа по принципу «делай, как говорят, и не задавай глупых вопросов» оказалась контрпродуктивной. Выстраивание формальных процедур по стандартам американского закона Sarbanes — Oxley (SOX), без которых на NASDAQ делать нечего, приняло весьма болезненный характер для всего коммерческого блока компании. В результате, когда было принято решение отложить IPO, Нилеш Лакхани покинул «Яндекс».

— В достаточно короткий период нам предстояло перейти от нашего стиля пьяного мастера, когда все всё делают как хотят, к строгим внутренним правилам, — говорит Евгений Ломизе. — Развести функции разработчика, администратора и тестировщика. Ввести формализованные процедуры постановки задач с подтверждением от руководства. В общем, такой нормальный бюрократический ужас. К нам приходили IPOшники всякие, консультанты, требовали какие-то чудовищные вещи и говорили: «В учебнике так написано, поэтому делайте так». Не знаю, чем бы это кончилось, если бы в конце концов внедрением SOX-процедур не занялся Паша Алёшин под чутким руководством нашего главного бухгалтера Лены Чебуниной.

Это был еще один случай, когда непрофессионал сработал лучше профессионала. Павел Алёшин по образованию разработчик, но он как-то очень внимательно изучил нормативы SOX, понял дух этих требований, а не букву, и сумел найти правильный компромисс. В результате новые процедуры удовлетворяли принципам SOX, но при этом давали возможность жить и работать дальше даже таким неформатным людям, как Женя Ломизе.

Мировой финансовый кризис 2008 года, из-за которого пришлось отложить поход на NASDAQ, в конце концов сыграл в пользу «Яндекса». Во-первых, в 2008 году IPO не стало бы столь успешным. А во-вторых, отсрочка помогла финансовому блоку обкатать вновь отстроенные процедуры и научиться жить по-новому. Когда, в конце концов, на позицию CFO пришел Александр Шульгин, он уже мог сконцентрироваться на главной задаче — выводе «Яндекса» на IPO.

Пока весь мир лихорадило, с компанией Воложа произошло два события, и оба хорошие. Во-первых, «Яндекс» переехал в еще более просторное здание на улице Льва Толстого — но это так, мелочи. А во-вторых, вопреки ожиданиям падение российского рекламного рынка сказалось на росте компании наилучшим образом.

— Бизнес стал бешено экономить, и подавляющее большинство рекламодателей, даже весьма крупных, побежали из медийной рекламы в «контекст», — рассказывает Евгений Ломизе. — Но они это делали не только «от бедности». Просто до рынка наконец дошло, что «контекст» самый выгодный, эффективный и гибкий вид рекламы. Если раньше нашими клиентами был в основном мелкий и средний бизнес, то теперь пришли по-настоящему крупные игроки. И это был тот момент, когда лично я почувствовал, что мы все стали участниками какой-то по-настоящему глобальной истории.

Если перевести вышесказанное на язык цифр, то получится вот что: в I квартале 2011 года выручка «Яндекса» составила 3,9 млрд рублей, прибыль — 820 млн. Практически весь доход получен от продаж рекламы — 3,8 млрд рублей. Из них 3,47 млрд принесла контекстная реклама, 328 млн — медийная. Доля «Яндекса» на рынке интернет-рекламы составила примерно 50 процентов, а на всем рекламном рынке России — 12 процентов.

— Почему мы выбрали именно американский NASDAQ, а не английскую, немецкую или еще какую-нибудь биржу? — спрашивает Александр Шульгин и сам же отвечает: — Потому что мы технологическая компания, а они имеют максимальную оценку именно в Штатах. Да, на европейских биржах требования попроще, к ним легче подготовиться, но европейские инвесторы почему-то не очень жаловали технологические компании. Поэтому мы решили помучиться, но все-таки оказаться в итоге там, где все наши.