Мартин Гилберт - Черчилль и евреи

Далее Черчилль изложил свои замечания относительно вступившего в силу закона: закон на деле совсем не препятствовал въезду в страну «всякого рода мошенников, бродяг, воров обоего пола, если только они сумеют (на ворованные деньги) прибыть в Великобританию первым или вторым классом. Но он препятствует прибытию честных, но бедных людей». Далее Черчилль указывал, что с теми, кого вернули «из страны обетованной в места отчаяния – то есть из Англии в Россию, обошлись столь жестоко лишь потому, что у них не было достаточных средств, а не потому, что они нежелательны в том смысле, как нежелательны бесчестные или развращенные люди. Официальные лица, ответственные за применение этого закона, использовали неприемлемые и поверхностные критерии при своих обследованиях и проверках потенциальных иммигрантов». При этом детей отрывали от родителей, а «люди, насильственно возвращенные в свои страны, снова прибывали сюда за счет благотворительных организаций в виде пассажиров первого класса. Это показывает гротескный результат действий нового закона. Если только иностранец сумеет выпросить, занять или украсть деньги на билет первого класса, то он приветствуется. Если он сэкономит и прибудет по билету третьего класса, он отвергается, разве только у него есть с собой достаточная сумма денег, размер которой меняется по прихоти министра внутренних дел». Закон в результате был одновременно «и бесполезным, и обременительным».

14 марта 1907 года Черчилль возглавил группу депутатов парламента, протестующих против введенной новым законодательством высокой платы за получение британского гражданства, которая добилась приема у премьер-министра сэра Генри Кемпбелла-Бэннермана. Но, несмотря на эту встречу и на еще одну инициативу Черчилля год спустя, плата за получение гражданства оставалась слишком высокой для малоимущих иммигрантов. Усилия Черчилля по изменению ситуации оказались безуспешными. Однако его озабоченность положением с иммиграцией была совершенно искренней. Он постоянно добавлял новые факты и подробности в свои выступления против нелепого иммиграционного законодательства, оттачивая свою аргументацию в борьбе с ним. Но он по-прежнему оставался в меньшинстве, даже внутри своей собственной либеральной партии.

В январе 1908 года, через несколько месяцев после возвращения Черчилля из поездки по Восточной Африке, видный британский сионист Моше Гастер попросил его обратиться с посланием к ежегодной конференции Английской сионистской федерации. Федерация настаивала на том, чтобы Палестина, а не Восточная Африка, стала местом создания еврейского национального очага. Гастер просил Черчилля включить в послание положение о признании Иерусалима в качестве «единственной конечной цели» еврейского народа и о том, что достижение этой цели должно стать «одной из немногих ясных задач на ближайшее будущее».

Черчилль знал, что подобное положение о статусе Иерусалима может быть одобрено «территориалистами», имевшими большое влияние в Манчестере и еще не оставившими надежду на создание еврейских поселений под властью британской короны в Восточной Африке. Поскольку Черчилль сильно зависел от избирателей-евреев Манчестера, он не решился включить подобный пассаж о Иерусалиме в свое послание. Объясняя это решение Черчилля, Эдвард Марш, личный секретарь У. Черчилля, написал Гастеру, что, «к большому сожалению и разочарованию Черчилля, последний считает необходимым подчеркнуть, что ему не следует публично озвучивать мнение, содержащееся во второй части проекта послания и затрагивающее щекотливые проблемы до тех пор, пока он не вернется в положение большей свободы и меньшей ответственности». Марш добавил: «Черчилль просит рассматривать эти слова как совершенно личные, предназначенные лишь для Вас».

В результате текст послания Черчилля, направленного 30 января 1908 года ежегодной конференции Английской сионистской федерации, был сформулирован следующим образом: «Я с полной симпатией отношусь к традиционным историческим ожиданиям евреев. Их возвращение в то место, которое исторически служило центром их государственности, символом национального и политического единства стало бы великим событием в истории всего мира. Будут ли основные усилия еврейского народа сосредоточены на обретении национального очага в Палестине, или же пока что будут выбраны иные возможные места для объединения евреев, изо дня в день страдающих от своей раздробленности и разбросанности, – это те вопросы, на которые я едва ли способен дать определенные ответы».

В апреле 1908 года Черчилль был назначен на свой первый министерский пост – пост президента Торговой палаты. По тогдашним парламентским правилам он должен был быть после этого переизбран в парламент. Черчилль принял участие в выборах, однако потерпел поражение. Чтобы сохранить свой министерский пост, он принялся срочно искать другой избирательный округ и в конце концов нашел его в Данди, в Шотландии.

Дружеские отношения, возникшие между Черчиллем и лидерами еврейской общины Манчестера, были подлинными и имели большое значение. Один из лидеров общины, Джозеф Дальберг, написал Черчиллю, пытаясь как-то утешить его после поражения на выборах: «Лично для меня, как и для многих других людей, расставание с вами является большой утратой, и я не могу свыкнуться с ней. Утешением для меня служит то, что я сделал все, что мог, для вашего успеха, и в том, что касается ваших еврейских избирателей, вы не должны были быть разочарованы. Если бы другие группы избирателей так же сплотились вокруг вас, вы бы выиграли с большим перевесом. Согласно нашим подсчетам, на вашей стороне было не менее 95 процентов еврейских избирателей».

Осенью 1908 года, не будучи более членом парламента от Манчестера, Черчилль приехал туда, чтобы открыть новый корпус здания еврейской больницы в Читэме. «Когда я появился среди своих еврейских друзей в Читэме, – сказал Черчилль, – то меня, как всегда, ожидал добрый и сердечный прием». Являясь членом парламента от Манчестера, он принимал особое участие в делах еврейской общины. И хотя сейчас он больше не представлял их в парламенте, его интерес к жизни общины сохранился. Он с удовольствием наблюдал за жизнью и работой еврейской общины в Англии. Он отмечал при этом, что в общине существовало высокое чувство коллективной ответственности и чувство долга.

Еврейская больница, заявил Черчилль, была одним из примеров «тех совместных общиных проектов, которые с воодушевлением осуществляли евреи Манчестера. Существует так много болезней и лишений, что нужно иметь каменное сердце, чтобы воздерживаться от помощи и выражения сострадания к ближним». Он сказал, что «можно по праву гордиться тем, что эта больница открыта для всех, независимо от воззрений, национальности и условий жизни». Он заявил, что всегда будет с гордостью хранить подаренные ему ключи от больницы. Они будут символизировать не только его связь с больницей, но и память о еврейской общине Манчестера, к которой он навсегда сохранит самое теплое чувство дружбы и уважения.