Николай Штучкин - Над горящей землей

За столом вместе с Михеевым и Константиновым сидит Василий Овечкин. Он хмур, утомлен и подавлен. Владимир впервые видит его в таком состоянии.

- Сталин сказал: отступая, уничтожайте все, ничего не оставляйте врагу. Это установка партии и правительства, и мы будем ее выполнять, негромко говорит Овечкин.- Но вы только вдумайтесь в смысл сказанного. Уезжая с аэродрома Судилков, мы должны были взорвать наш городок. Рабочие будут взрывать заводы и фабрики, затоплять шахты. Колхозники - сжигать посевы, усадьбы своих колхозов. Свое - своими руками!..

После взлета, не делая традиционного круга, Ли-2 лег на курс и пошел на восток на малой высоте. Владимир прильнул к иллюминатору, наслаждаясь скоростью, ощутимой так остро лишь у земли. Рокочут моторы, самолет подрагивает от восходящих воздушных потоков, под крыло убегают зеленые рощи, желтые нивы, белые украинские деревушки.

"Ух здорово!" - восхищается Михеев и возбужденно толкает Владимира в бок. Но Владимир молчит. Хорошилов, Овечкин, Курбатов тоже молча прильнули к иллюминаторам. Они понимают: не радостная горячность бреющего полета заставляет пилота вести самолет у самой земли. Нет, это маскировка. Пилот знает, что немецким истребителям труднее обнаружить их "Дуглас" на фоне земли, нежели на фоне светлого неба.

Спустя какое-то время, когда фронт остался далеко позади, Ли-2 наконец пошел вверх.

Владимир смотрит на горизонт, далекую белую гряду облаков. Судя по времени, самолет пока еще летит над Украиной. Об этом же говорят и уплывающие назад белые мазанки, пышные сады, пирамидальные тополя. Но Киев уже позади...

Так и кочевали из Узина в Киев, затем - в Липецк. Липецкий аэродром стал центром переучивания на новую технику, центром формирования полков. Все, казалось, складывается так, как должно, как хотелось Владимиру и его товарищам. Полк вскоре должен был получить самолеты Пе-2, освоить их и начать наконец сражаться с фашистами.

Но это только так казалось. Вскоре Хорошилов построил сержантов и сказал: "Извините, товарищи, вы опять не у дел. Летчиков много, а самолетов мало". И пытаясь их обнадежить, стал говорить о том, что это дескать, неплохо, если летчиков много, хуже, когда их не хватает. А самолетов настроят. "Будет и на вашей улице праздник, - подбодрил питомцев капитан, так что голов не вешать и духом не падать!"

"Выходит, самолетов у нас до войны было мало?" - спросит после этого Владимир комиссара Овечкина. "Да, нет, дело не в этом, - ответит ему комиссар, - самолетов было достаточно. Велики наши потери в первые дни войны, и прежде всего от ударов вражеской авиации по аэродромам".

И вот - снова перелет, теперь уже на ТБ-3, четырехмоторной громадине. Приземлились под Куйбышевом. Изучали Пе-2. Но больше приходилось работать. Везде, где только прикажут: на колхозных полях, железнодорожной станции, элеваторе. А время идет, уже наступил октябрь. Как-то раз, приставив к стенке лопату, Михеев зло зашептал:

- Тебя совесть не мучает?.. А я уже не могу. Люди воюют, Родину защищают, а мы по тылам шастаем, Сколько можно? Давай, Володька, на фронт подаваться.

- А как это сделать? - спрашивает Константинов.

- Очень просто, пристанем к какой-нибудь части.

- Но это же бегство...

- Ты, может, скажешь дезертирство? Ошибаешься, друг, на фронт убегают не дезертиры, а патриоты.

Обстановка, однако, изменилась. На следующий день, после завтрака, прозвучала команда: "Приготовиться к построению!" Команда как команда, обычная. Но вслед за тем разнеслось:

- "Купцы" приехали!

Это уже новость! "Купцов", посланцев авиационных частей, дожидались давно и с нетерпением. Вот и первый из них. Невысокого роста, в черном видавшем виды летном реглане, на петлицах три малиновых "кубика". Через плечо на длинном желтом ремне - маузер. На голове черная каракулевая кубанка, нависшая над левой бровью. Быстрым наметанным взглядом окинул казарму, сержантов, замерших в ожидании и надежде на своих местах, приказал:

- Старшина, построить людей!

Постоял перед строем, внимательно глядя на стоящих перед ним авиаторов, и объявил:

- Согласно распоряжению штаба ВВС Московского военного округа десять штурманов поедут со мной для подготовки на фронт.

Константинов, Михеев, Рудин и Марченко оказались в числе десятки счастливчиков.

Они ехали долго. Сутками просиживали на промежуточных станциях. Везде надо было ждать поезда, везде с боем пробиваться в вагоны. "Купцом" оказался штурман Слепов. Он был волевым военачальником, предприимчивым человеком, умеющим применяться к обстоятельствам. Каждый из штурманов скомплектованной им группы имел теперь свою конкретную задачу, знал, за что отвечает. Один за доставку кипятка, другой за снабжение продуктами, третий за сохранность личных вещей...

Стучат колеса на стыках. Мимо окон вагонов проплывают голые рощи, заснеженные поля, осиротевшие без мужиков деревеньки. Слепов, сидя напротив Константинова, философствует:

- Курс у нас верный, на фронт. Чувствую, сделают из нас особую группу. В чем будет заключаться эта ее особость, сказать пока не могу, но чувствую, что так будет.

Постукивают на стыках колеса. Владимир смотрит в окно, думает о матери, младшей сестренке Августе, о Тамаре. Что с ней, где она? До войны Тамара жила в Батайске, ей хотелось быть рядом с мужем, Василием. Да и он того же хотел. Поэтому и позвал ее. "Вот что значит любовь, - думает, улыбаясь, Владимир, - ни на шаг друг от друга".

В одном из писем Тамара сообщала, что она поступила на курсы медицинских сестер. "Чтобы времени не терять..." Но Владимиру ясно, что дело вовсе не в этом. Василий так решил. Решил, что жене летчика лучше быть медсестрой, а не летчиком. А может, он прав? Где она будет летать, если его место службы - полк, а ее - аэроклуб? Аэродромы же разные. И, как правило, на большом удалении один от другого.

Последнюю весточку о Тамаре Владимир получил уже из Калинина, от матери. Она сообщала, что Василий, досрочно, в первые дни войны, окончив авиашколу, откомандирован под Ленинград. А Тамара пока еще учится. После окончания курсов ее куда-то назначат...

Письмо из родного дома долго искало своего адресата. За это время учебу Тамара, конечно, закончила и куда-то назначена. Но куда? Может, на фронт? Владимир закрыл глаза и ясно представил себе задымленный, избитый участок земли и на нем Тамару. Тяжело, медленно ползет она от воронки к воронке и тянет за собой раненого. Владимир открыл глаза, и видение исчезло. Нет, не может этого быть, чтобы пилота, инструктора послали в наземные части. Где-то она летает. Но где? Мать сообщила, что Калининский аэроклубный аэродром опустел, самолетов У-2 почему-то не видно...

Легкие ночные бомбардировщики

Тыловой городок в Чувашии. Небольшой, тихий, но и здесь чувствуется война. Чтобы убедиться в этом, достаточно увидеть станцию, забитую эшелонами, воинскими командами. И над всем этим стоит неумолчный, нестихающий гул голосов, который заглушается лишь паровозными гудками и грохотом проходящих составов.