Альфред Штекли - Галилей

Наконец-то Козимо решился взять его к себе на службу!

Три дня спустя после получения этого письма, 15 июня 1610 года, приехав в Венецию, Галилей явился к попечителям университета и заявил, что отказывается от преподавания и в ближайшее время покинет Венецианскую республику.

Попечители были ошеломлены. Ведь с началом занятий синьор Галилей станет получать жалованье, втрое большее, чем его предшественник! Республика оказала ему почести, заслуги его отмечены, всю жизнь он будет ежегодно получать тысячу флоринов. Что ему еще нужно?

Его пытались уговаривать, но он стоял на своем. Учебный год подошел к концу, курс свой он завершил, нынешний договор истекает, а от нового, еще не вступившего в силу, он отказывается.

Кто-то из присутствовавших выразил огорчение столь неожиданным поворотом дела. Галилей был вежлив и предельно холоден. О, не стоит сожалеть! За такие-то деньги синьоры попечители легко наймут вместо одного обманщика Галилея троих настоящих математиков.

С радостью как можно скорее покинул бы он Падую, но надо было дождаться обещанного рескрипта. В апреле Козимо говорил, что ждет его на лето в Тоскану. О, если бы эта поездка и стала окончательным переселением! Но распоряжений не приходило. Галилей не знал, где он проведет лето, однако планы его были твердо определены.

Он будет готовить расширенное итальянское переиздание «Звездного вестника», где подробно ответит и на все возражения, продолжит исследования Луны, перепечатает, как только дозволят, «Беседу» Кеплера. Если же его пребывание здесь затянется, то в начале августа, когда снова хорошо будет виден Юпитер, он возобновит наблюдения и, даст бог, точно определит периоды обращения Медицейских звезд, дабы раз и навсегда доказать, что это планеты.

Пожалованные двести скуди, писал Галилей Винте, будут очень кстати. Если ему велят оставаться пока здесь, деньги пойдут на переиздание «Звездного вестника». Если же прикажут выезжать, то он покроет ими хоть частично издержки по переселению. Тогда, конечно, будущее издание он осуществит — меркантильность Медичи не была для него секретом — целиком на свой счет.

Зная, какие сомнения гложат Козимо, Галилей решил потешить его тщеславие. Лишь к одним Медичи господь был столь милостив, что позволил открыть планеты, названные в их честь! Наблюдения Марса и Сатурна не обнаружили около них новых планет. Медицейские звезды остаются единственными в своем роде!

На следующий день из пришедшего с опозданием письма Галилей узнал, что Козимо распорядился медаль с изображением Медицейских звезд не бить.

Роффени убеждал Галилея, что они с Маджини возмущены намерением Мартина Горного опровергнуть «Звездный вестник» и помешают ему осуществить замысел. Письма шли через Венецию. Оттуда Сантини, знакомый Галилея, пересылал их в Падую. Он тоже уверял, что Маджини тут ни при чем. И переписал кусок письма, где тот рассказывал, как выгнал Мартина из дому. Его бы следовало вдобавок отколотить палками!

Болонский математик, продолжал Сантини, хотя и не может сейчас увидеть Медицейские звезды, больше не оспаривает их существования. Подробности Сантини хотел передать устно. Что это за сведения, если их лучше не поверять бумаге? О могущественных «хозяевах Болоньи», которые, угрожая отнять жалованье, заставляют ученых подписывать лживые декларации?

Посылая для передачи Кеплеру последние данные о наблюдениях новых планет, Галилей мог теперь подробней осведомить пражский двор об изменившейся позиции Маджини.

В Венеции, где Галилей выяснял, когда же дадут разрешение переиздать «Беседу», он получил вести от Винты. Тот сообщал, что прочел его письмо их высочествам. Козимо хотел тут же подписать рескрипт о его назначении, но была суббота и очень поздно. Пожалованные двести скуди Галилею вручат в ближайшие дни!

Напрасно ждал он следующей почты: из Флоренции не пришло ни рескрипта, ни денег. Новости из Болоньи тоже не радовали. Горкий-таки напечатал свою книжонку в соседнем городе! Людям Роффени не удалось его найти, чтобы силой отобрать весь тираж и как следует вздуть. Книги он оставил у Валтасара Капры. Горкий говорил, что поселится в коллегии иезуитов, где ему ничто не страшно. А Маджини твердил, что не пожалеет усилий, дабы показать свету свою непричастность к затее Горкого. Для него явилось бы позором быть заодно с человеком столь недалеким!

Странное впечатление оставляли все эти письма третьих лиц и выдержки из посланий Маджини, с его согласия переправляемые Галилею. Тот готов был уже поверять Маджини, когда Хасдаль вновь вверг его в сомнения. Прежде Цугмессер признался Хасдалю, что был в свое время оскорблен Галилеем в книге, направленной против Капры. Все обиды «оклеветанного математика» были связаны с давним спором о его роли в усовершенствовании пропорционального циркуля. Хасдаль советовал ликвидировать недоразумение. Галилей просил растолковать Цугмессеру, что у них нет оснований для вражды. Но тщетно. Теперь Цугмессер хулил Галилея, козыряя письмами из Болоньи. Двадцать четыре профессора подтверждали, что Галилей пытался доказать реальность описанного в «Звездном Вестнике», однако никто не смог увидеть того, что будто бы видел он.

Что за ложь! Конечно, пребывание в Болонье успехом не увенчалось, но это не его вина. Несколько человек тогда все-таки видели новые планеты, хотя и испытывали неуверенность. Откуда вдруг такое единодушие? Что это? Фальшивка с поддельными подписями или документ, свидетельствующий о всесилии «хозяев Болоньи», которые могут заставить профессоров поставить свои имена и не под такими еще шедеврами?

Цугмессер полон торжества. Одно дело слухи, а другое — официальное заключение университета! «Все, кто видел эти письма, — писал Хасдаль, — испытали смущение, даже те, кто прежде радовался открытиям вашей милости». О Кеплере ни слова. Или он теперь тоже среди тех, кого письма болонцев ввергли в растерянность и заставили усомниться в правдивости «Звездного вестника»?

От Козимо по-прежнему ни рескрипта, ни денег. Чем объяснить такую медлительность? Происками врагов? Они, конечно, с радостью встретили книжку Горкого, когда она появилась во Флоренции. Неизвестно какими судьбами, но книжка эта прежде всего попала в руки Лодовико делле Коломбе.

Старый знакомец! Галилей хорошо помнил этого заядлого перипатетика, крайне язвительного и нетерпимого, с одинаковым апломбом рассуждавшего обо всем на свете. Несколько лет назад, когда разгорелись споры о новой звезде, у них с Галилеем уже было столкновение. Правда, до открытой войны дело не дошло. Коломбе, несведущий ни в астрономии, ни в математике, тоже напечатал книжонку на столь животрепещущую тему. Его лжеученость высмеяли в брошюре, изданной под псевдонимом. Коломбе вообразил, что это случилось не без участия Галилея, и сыпал угрозами. Тогда Галилей посоветовал ему несколько умерить пыл. Коломбе пошел на попятную и, отвечая оппоненту, Галилея не задевал. А вот теперь, после «Звездного вестника», он жаждет постоять за Аристотелевы доктрины и ищет союзников?