В. Шелудько Составитель - Леонид Брежнев

— Ну, дорогой, — сказала я, слегка тревожась, — жди, завтра получишь наказание.

Мой хладнокровный на вид муж пожал плечами.

Тогда я радовалась, что никаких последствий это приключение не получило, а теперь жалею — были бы детали для этого повествования. Если бы нас обоих тогда не раздавила машина управления государством за вредительское поведение на шоссе. Хотя — не те уже были времена…

Л. Васильева, с. 461–462.

В какую бы страну Брежнев ни отправлялся с государственным визитом, в каждой он ожидал получить в подарок очередной автомобиль новейшей марки. Почти всегда его надежды сбывались, и у него постепенно составился личный автопарк из подаренных ему иностранных лимузинов, включая «роллс-ройс»…

В коллекции Брежнева иностранных автомобилей было достаточно для всех членов Политбюро, так что не было необходимости манипулировать с одним и тем же заезженным «роллс-ройсом». В 1972 году Никсон привез ему в Москву черный «кадиллак-седан». Именно на эту марку указал советский посол в США Анатолий Добрынин Киссинджеру в качестве желательного для Брежнева подарка. На следующий год, во время ответного визита в Америку, Брежнев получил темно-синий «линкольн-континенталь» с роскошной черной велюровой обивкой. От западногерманского канцлера Вилли Брандта, опять же по предварительному «застенчивому» намеку советского посла, Брежнев получил обошедшийся боннскому правительству в 12 тысяч долларов «Мерседес-450», который он тут же на месте и опробовал. Вскочил в машину и, игнорируя немецкие знаки, помчался на бешеной скорости к Рейну, подскочил на выбоине и покалечил машину. После этого он объявил, что ему не по вкусу серебристо-серый цвет автомобиля, который сразу же был заменен на новый, цвета голубой стали.

Для уже впавшего в детство Брежнева было горчайшим разочарованием, когда на закате его жизни новый западногерманский канцлер Гельмут Шмидт то ли из свойственной ему прижимистости (в правительстве Бранта он был министром финансов), а скорее под давлением изменившейся к холодной войне международной ситуации, вместо страстно ожидаемой и официально заказанной новейшей модели западногерманского автомобиля преподнес советскому генсеку старинное охотничье ружье.

В. Краскова, с. 438–439.

Сразу после прибытия в аэропорт моих коллег и меня повезли из «Внуково-2» не в массивный дом для гостей на Ленинских горках, а в Завидово, охотничий заповедник Политбюро, приблизительно в 90 милях от Москвы. Мы двигались в автомобильной колонне, мчавшейся со скоростью около 100 миль в час, причем автомобили шли в хвост друг другу, а машины службы безопасности въезжали и выезжали из строя колонны. Это отражало или преднамеренную психологическую войну, или же склонность к самоубийству, описывающуюся в русских романах XIX века. У американских гостей и их советских сопровождающих не было никаких шансов спастись, если бы передний автомобиль внезапно остановился.

Г. Киссинджер, с. 228.

Я сделал ему официальный подарок на память о его визите в Америку: темно-голубой «линкольн-континенталь» индивидуальной сборки. В нем была черная велюровая обивка. На приборной доске была выгравирована надпись:

«На добрую память. Самые лучшие пожелания». Брежнев — коллекционер роскошных автомобилей — не пытался скрыть своего восхищения. Он настаивал на том, чтобы немедленно опробовать подарок. Он сел за руль и с энтузиазмом подтолкнул меня на пассажирское сиденье. Глава моей личной охраны побледнел, когда увидел, что я сажусь в машину, и мы помчались по одной из узких дорог, идущих по периметру вокруг Кэмп-Дэвида. Брежнев привык беспрепятственно продвигаться по центральной полосе в Москве, и я мог только воображать, что случится, если джип секретной службы или морских пехотинцев внезапно появится из-за угла на этой дороге с односторонним движением. В одном месте был очень крутой спуск с ярким знаком и надписью: «Медленно, опасный поворот». Даже когда я ехал здесь на спортивном автомобиле, я нажимал на тормоза, для того чтобы не съехать с дороги в низ. Брежнев ехал со скоростью более 50 миль в час, когда мы приблизились к спуску. Я подался вперед и сказал: «Медленный спуск, медленный спуск», но он не обратил на это внимания. Мы достигли низины, пронзительно завизжали покрышки, когда он резко нажал на тормоза и повернул. После нашей поездки Брежнев сказал мне: «Это очень хороший автомобиль. Он хорошо идет по дороге». «Вы великолепный водитель, — ответил я. — Я никогда не смог бы повернуть здесь на такой скорости, с которой вы ехали». Дипломатия не всегда легкое искусство.

Р. Никсон, с. 424.

— Я бы не хотел Никсона ни в чем уличать, но, вероятно, он забыл, что на заднем сиденье был я. К тому же Брежнев прекрасно водил машину. Я очень хорошо помню, как выкатили автомобиль и Никсон вручил Брежневу ключи. Едва освоившись с приборами и рычагами, Леонид Ильич завел автомобиль. Крутой вираж действительно был, но я уже сказал, что Брежнев отлично водил, и мы успешно миновали этот поворот. Так что ничего драматического в том эпизоде я что-то не припомню. Вот, кстати, и иллюстрация к достоверности мемуаров.

С этой машиной, правда, был другой случай, который как нельзя лучше характеризует Брежнева и нашу экономическую систему. Однажды я получил приказ срочно прибыть в Кремль к Леониду Ильичу. Честно говоря, я был удивлен, потому что точно знал, что на это время не предполагалось ни одной зарубежной делегации. Оказалось, меня вызвали для того, чтобы посмотреть каталог к автомобилю и выписать запасные части. «А вдруг что-нибудь сломается», — сказал Брежнев, хотя доподлинно было известно — «олдмобиль» не потребовал бы ремонта еще много лет. Так я и сидел в его кабинете, листая документацию и выясняя, что нужно заказать в США.

В. Суходрев, с. 314–315 [13].

Однажды подвел он меня к черному «кадилаку», который Никсон подарил ему год назад по совету Добрынина. Брежнев сел за руль, и мы помчались на большой скорости по узким извилистым сельским дорогам, так что можно было только молиться, чтобы на ближайшем перекрестке появился какой-нибудь полицейский и положил конец этой рискованной игре. Но это было слишком невероятно, ибо, если здесь, за городом, и имелся какой-либо дорожный полицейский, он вряд ли осмелился остановить машину Генерального секретаря партии. Быстрая езда окончилась у причала. Брежнев поместил меня на катере с подводными крыльями, который, к счастью, он вел не самолично. Но у меня было впечатление, что этот катер должен побить тот рекорд скорости, который установил генсек во время нашей поездки на автомобиле».