Семен Гейченко - Пушкиногорье

Приехав в августе 1824 года из Одессы в Михайловское налегке, Пушкин во многом нуждался. Глухомань, какой в то время была Опочецкая округа, плотно изолировала его от цивилизации. В своих письмах к друзьям и брату Льву Сергеевичу он то и дело просит прислать из Петербурга разные предметы первой необходимости: бумагу простую и почтовую, перья, чернильницу, книги разные, калоши, сыр, горчицу, курильницу и т. д. Просит он прислать и серные спички (письмо брату, посланное в начале ноября 1824 года). В списке вещей, которые Пушкин хотел иметь у себя в Михайловском (список этот вложен в одно из писем брату в декабре 1825 года), значится — «аллюметт» (слово написано по-французски, обозначает — «спички». — С. Г.). О каких же спичках идет речь в этих документах? Разве современного типа спички были в то время?

Как известно, первые в мире спички (фосфорные) были изобретены во Франции в 1831 году. За неимением средств изобретатель их Шарль Сориа не смог взять патента, и через два года его изобретение вновь открыл немецкий химик Камерер, которому в 1833 году удалось составить химическую массу, легко воспламеняющуюся при трении о шероховатую поверхность. Это изобретение было приобретено венскими фабрикантами Ремером и Прешелем; они впервые стали изготовлять спички фабричным путем и распространять в Европе.

Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона сообщает, что спички в Россию первоначально привозились из-за границы (Гамбург), а с 1837 года стали выделываться в России, причем производство их было сосредоточено исключительно в Петербурге.

Первоначально фосфорные спички продавались в России по баснословной цене — 1 рубль серебром за коробку (100 штук). Простому народу они были не по карману, и их употребляли только состоятельные люди.

Итак, спички были изобретены за границей в 1833 году, а в России появились в 1837 году. О каких же спичках пишет Пушкин своему брату в 1824 году? А вот о каких.

В России спички были издавна. Спичкой у нас вообще называлась маленькая лучинка. Чтобы она лучше горела, конец ее смазывали смолой или серой.

В конце XVIII века появились в России своеобразные зажигалки (аллюметт), нечто вроде закрытых металлических или стеклянных лампад, в которых теплился огонек и куда через специальные отверстия просовывались спички-серянки, посредством которых можно было достать огня. Были эти «зажигалки» о нескольких спичках, футляры их были в виде вазочек с художественной отделкой. Были такие спичечницы в богатых домах. Одну из таких зажигалок-спичек мне довелось видеть на столе в Петергофском кабинете Николая I, другую — в фонде Всесоюзного музея Пушкина в Ленинграде.

Были зажигалки-спички и другого характера, В одном из старинных печатных руководств начала XIX века, в параграфе «О домашнем огне», рассказывается следующее: «Лучшее средство иметь в своем доме постоянный огонь — горящая лампада. Но легко может случиться, что лампада погаснет, тогда необходимо иметь под рукой огниво. При обыкновенном высекании кремнем из стали не всегда можно достать огня, и посему можно делать спички. Кусок платиновой проволоки в виде спицы обернуть винтом около светильни из бумаги. Оную светильню опускают в баночку со спиртом и зажигают, коль скоро сия спичка накалится докрасна, светильню затушить, ибо конец спички будет удерживать жар до тех пор, пока в лампаде находится хоть капля спирта. Двух ложек достаточно для поддержания такой температуры в продолжение шестнадцати часов. Сии приборы имеют те важные удобства, что при их употреблении нет никакой опасности от огня или запаха от лампады, в коей горит масло. Иногда сей прибор можно употреблять вместо курильниц, и тогда на место винного спирта вливают амбре или другие духи» («Энциклопедия русской опытной городской и сельской хозяйки, ключницы, экономки, поварихи, кухарки, содержащая в себе руководство городского и сельского хозяйства, извлеченное из 40, 50 и 60-летних опытов русских хозяек. Сочиненное Борисом Волжиным в Петербурге»).

О таких вот спичках, наверное, и писал Пушкин своему брату в 1824 году, а не о тех, что были изобретены почти десять лет спустя и теперь известны каждому.

Осенью 1835 года Пушкин живет в душной атмосфере императорского Петербурга. Он рвется вон, в деревню, в Михайловское, где всегда находил утешенье, покой и мир. Наконец, 10 сентября приезжает, чувствуя сердцем, что здесь он, вероятно, в последний раз.

В эти грустные дни он написал элегию «Вновь я посетил..»— глубокое раздумье о своей участи, о покорности общему закону бытия, о неизвестном будущем. Он видит в Михайловском знакомые места, которые любил с детства, видит старое, на смену которому неудержимо идет новое. Он беседует с собой, со своим читателем, протягивает руку племени младому, незнакомому…

Поэт напоминает нам, что в жизни каждого человека некоторые истины постигаются дважды: первый раз — когда он молод, и вторично — когда накопил мудрость и жизненный опыт. «Вновь я посетил…» — стихотворение неоконченное. Быть может, Пушкиным сделано это сознательно, чтобы мысль читателя работала дальше. Он хочет, чтобы грядущее поколение помянуло его добрым словом. А чтобы его помнили, нужно оставить по себе добрую память. Ибо дорого человеку лишь то, что он сделал доброго, и любо особенно то, что далось ему нелегко. И каждый человек должен стремиться оставить после себя хороший след своими делами, своим трудом, своим. Творчеством… Таков высокий смысл элегии.

Есть в Михайловском доме-музее два сувенира, связанных с судьбой «трех сосен», воспетых Пушкиным в элегии. Это куски дерева. Один — большой, округлой формы, напоминающий нарост, какие бывают на стволах очень старых сосен. Он весь ощипан паломниками, отдиравшими щепотки древесины себе на память еще в те годы, когда эта реликвия была чуть не единственным экспонатом музея. Другой — небольшой прямоугольный брусок, с лицевой стороны которого прикреплены две серебряные пластинки. На верхней пластинке выгравированы строки:

На нижней пластинке надпись: «Часть последней сосны, сломанной бурей 5-го июля 1895 года. Михайловское».

Первый паломник, совершивший после смерти Пушкина прогулку по Михайловскому в феврале 1837 года, был А. И. Тургенев. Он прошел по следам Пушкина. Побывал всюду. Поклонился и «трем соснам», но увидел их не три, а только две, третьей уже не было.

Двадцать два года спустя другой паломник — литератор К. Я. Тимофеев тоже совершил прогулку по Михайловскому и тоже нашел только две сосны: «Третья уже давно срублена, как объяснил мне настоятель Святогорского монастыря. Дерево понадобилось для монастырской мельницы…»