Елена Первушина - Петербургские женщины XIX века

Театр ставил пьесы на немецком языке, среди которых были оперы Моцарта, Бетховена и Вебера, прозаические переделки Шекспира, пьесы Коцебу и Иффланда, «Коварство и любовь», «Разбойники», «Мария Стюарт» Шиллера, немецкие зингшпили (разновидность комической оперы, название происходит от немецких слов singen — петь и Spiel — игра) и французские водевили. Его главными зрителями оставались петербургские немцы, а также часть образованного дворянства, знавшая немецкий язык.

Французская труппа под руководством актера Шарля Сериньи действовала в Петербурге начиная в 1742 года. Вначале труппа была придворной и давала спектакли только в Эрмитажном театре, но постепенно французские актеры стали появляться на разных петербургских сценах. С 1833 года труппа получила постоянную сцену в Михайловском театре. Многие артисты труппы обучались в парижской консерватории. Современники отмечали их безупречную дикцию, точное знание текста, отточенную пластику и тщательную отделку каждой детали сценического образа. На Михайловской сцене в разные годы блистали такие выдающиеся французские актеры, как супруги Аллан, Ж.Б.-Ф. Брессан, Ш.-Ф. Бертон, Ж.-С. Арну-Плесси, Л. Вольнис, Л. Майер, М. Броган, Г.-Ж. Напталь-Арно, Л.-Р. Лагранж-Белькур, А. Дюпюи, Г.-И. Вормс, М. Делапорт, А.-М. Паска, Л. Гитри, Л. Мент и др.

Французская труппа славилась своими балетами, здесь же были наиболее богатые декорации и костюмы. Впрочем, костюмы и манера игры подвергались критике со стороны наиболее взыскательных зрителей. Так, граф Соллогуб в обозрении «Французский Петербург» (1883 г.) отмечает: «г-жа Рашель Феликс казалась если не дочерью своего сына, то, по крайней мере, его младшею сестрою. Играя такие роли, не нужно забывать гримировки — а в этом случае она была совсем забыта ~~~ Неужели молодая девушка (г-жа Берта Стюарт), отправляясь по железной дороге, наденет кисейное платье с красными бархатными разводами. Это, конечно, мелочи деталей, но они поневоле шокируют зрителя и портят общее впечатление». (Упомянутая им Рашель Феликс — знаменитая французская актриса еврейского происхождения, с большим успехом гастролировавшая в России).

А позже русский писатель, драматург, переводчик, историк искусства, театральный деятель Петр Петрович Гнедич в своей статье «Публика Михайловского театра» (1890 г.) напишет: «Публика Михайловского театра слишком привыкла к красивым условностям французской сцены, к известному шаблону конструкции пьес и к манерности играющих; нередко упрекает г-жу Лего и г-на Гитри за их излишнюю натуральность».

Русская труппа, собранная еще Федором Волковым, долгое время оплачивалась очень скудно. Так, в 1809 году Дирекция императорских зрелищ и музыки отпустила на содержание французской труппы 175 648 рублей, а русской — 54 600 рублей (напомню, что четырьмя годами раньше немецкая труппа получила 25 000 рублей).

Возможно, именно с этой скудностью содержания и связана скромность постановок русского драматического театра. Известный театральный деятель А. С. Суворин сравнивал продуманное и тщательное оформление спектаклей на французской сцене с небрежностью русского театра: «Отчего там гостиная действительно похожа на гостиную, кабинет — на кабинет, столовая — на столовую; отчего там мебель изящна, когда по пьесе она должна быть изящной, отчего там портьеры и занавесы походят на портьеры и занавесы, а не на грязное белье, развешанное прачкой?.. Видали ли вы, как устраиваются балы на Александрийской сцене? Смех и жалость! Какие-нибудь три девицы приткнулись в углу, два-три кавалера ходят взад и вперед, не зная, куда деваться, а хозяйка бала говорит: „Какая толпа у меня сегодня“. Зрителю хочется прыснуть со смеху, и иллюзия пропадает. Французская труппа гораздо меньше русской, а между тем на Михайловской сцене умеют сделать все, что нужно, даже людный и оживленный вечер, умеют сделать иллюзию, которая почти всегда разрушена для вас на Александрийской сцене».

Однако театр — это не только декорации и костюмы, это прежде всего актеры или, в нашем случае, — актрисы. И талантливыми актрисами русская сцена была неизменно богата. Например, в начале века здесь выступали мать и дочь Асенковы. Мать Александра Егоровна была замечательной комической актрисой, по воспоминаниям современников, «с блеском, живостью и изяществом играла роли субреток в высоких комедиях». Она оставила мемуары под названием «Картины прошедшего. Записки русской артистки», в которых описала быт и нравы петербургской театральной сцены. В XIX веке актриса не могла, выйдя замуж, оставаться на сцене, поэтому ее дочь Варвара Николаевна Асенкова всю жизнь носила клеймо «незаконнорожденной».

Варвара Николаевна прославилась как актриса-травести, игравшая роли мальчиков, девочек и молоденьких девушек. Общепризнанная красавица Варвара Николаевна долго не могла найти свою манеру игры. В 13 лет ее выгнали из театрального училища, как бесталанную, позже с ней по просьбе ее матери занимался знаменитый актер Александринского театра Иван Иванович Сосницкий. Она дебютировала на его бенефисе, сыграв роль Роксоланы в водевиле «Сулейман II, или Три султанши» Ш. С. Фавара и роль Мины в водевиле «Лорнет, или Правда глаза колет» Э. Скриба. Журнал «Русская старина» так описывает ее дебют: «Роль Роксаны в этой комедии может дать молодой дебютантке выказать в полном блеске красоту, ловкость, голосовые средства, грацию, но отнюдь не художественное творчество; создать этой роли — невозможно: единственная задача — превратить французскую марионетку в живое существо… И эту трудную задачу В. Н. Асенкова разрешила как нельзя лучше, сыграв роль Роксаны неподражаемо. Сыгранная ею в тот же вечер роль Мины в водевиле „Лорнет“ упрочила за нею первое место единственной водевильной актрисы».

В. Н. Асенкова

По словам актера П. А. Каратыгина, который перевел тексты водевилей на русский язык: «Государь Николай Павлович, по окончании спектакля, удостоил ее милостивым своим вниманием и сказал ей, что такой удачный дебют ручается за будущие ее успехи на сцене». Через несколько дней Варваре Асенковой были «всемилостивейше пожалованы» бриллиантовые серьги.

Белинский так отозвался об игре Асенковой: «Действительно, она играет столько же восхитительно, сколько и усладительно, — словом, очаровывает душу и зрение… каждый ее жест, каждое слово возбуждает громкие и восторженные рукоплескания… Я был вполне восхищен и очарован, но отчего-то вдруг мне стал тяжело и грустно».

П. А. Каратыгин вспоминал: «Асенкова умела смешить публику до слез, никогда не впадая в карикатуру; зрители смеялись, подчиняясь обаянию высокого комизма и неподдельной веселости самой актрисы, казавшейся милым и шаловливым ребенком».