Елена Первушина - Петербургские женщины XIX века

Великий Князь Константин около этого времени уехал в Вену, откуда он должен был направиться в Италию, в русскую армию. Надо отдать ему справедливость, что, когда он узнал о действии его поведения на здоровье жены, он испытал самое горячее сожаление и старался тысячью способов исправить сделанную им несправедливость. Но Великая Княгиня Анна была полна негодования и, зная, как мало можно повлиять на характер своего мужа, решила разойтись с ним, пользуясь удобным случаем путешествия, чтобы привести в исполнение этот проект. Она собиралась увидеться с родными, думала, что без труда получит их согласие и легко уладит все с Великим Князем, пока он находится за границей, а потом объявит Государю и Государыне, что никакая сила в мире не заставит ее вернуться в Россию.

Этот план, вышедший из семнадцатилетней головы и построенный только на горячем желании осуществить его, был сообщен Великой Княгине Елизавете. Последняя, хотя и предвидела гораздо большие трудности, чем это предполагала ее подруга, все-таки старалась уверить ее в возможности осуществления этого проекта, потому что Великая Княгиня Анна, которую она любила с нежностью сестры, связывала с ним все счастье, возможное для нее.

Великий Князь Александр, питавший к ней те же чувства и страдавший от того, что она была осуждена на роль жертвы его брата, вошел в ее планы, советовал, помог ей, ободрил ее, и такое серьезное дело было легко разрешено двумя княгинями, из которых одной было семнадцать лет, а другой девятнадцать, и советником двадцати лет.

Великая Княгиня Анна уехала 15 марта в сопровождении обер-гофмейстерши ее двора г-жи де Ренн, гофмейстера Тутолмина и двух фрейлин — м-ль де Ренн и графини Екатерины Воронцовой, молодой девушки, крайне ветреной и непоследовательной.

Разлука была очень тягостной для Великих Княгинь, потому что, по их плану, она должна была быть неограниченной, почти вечной; но свидетели, присутствовавшие при их прощании, знали, что Великой Княгине Анне было приказано вернуться осенью, и приписывали огорчение, испытываемое ими, опасениям, которые внушало положение Великой Княгини Елизаветы, так как беременность ее приближалась к концу, и ей предстояли первые роды…

На почте Ростопчиным был отдан строжайший приказ: не пропускать ни одного письма Великих Княгинь друг к другу, не вскрыв его. Но незадолго до отъезда Великой Княгини Анны один чиновник, знакомый Великим Княгиням только по имени, нашел возможность предупредить их об этом, прибавляя, что он умоляет их не пользоваться ни симпатическими чернилами, ни какими-либо другими средствами, употребляемыми с целью ускользнуть от почтового осмотра, потому что все они известны. Великие Княгини, очень признательные за это предупреждение, так как они думали, что могут свободно переписываться при помощи одного средства, ограничились очень незначительной перепиской…

В то время как двор дожидался в Гатчине приезда эрц-герцога Иосифа ко времени, назначенному для свадьбы Великой Княжны Александры, а также и Елены, Великая Княгиня Елизавета получила уведомление от Великой Княгини Анны об ее скором приезде, без всякого объяснения. Накануне свадьбы Великой Княжны Елены Государь сам привел Великую Княгиню Анну в ее апартаменты, смежные с апартаментами Великой Княгини Елизаветы. Они в присутствии Государя выразили живую радость от того, что им пришлось увидеться, и в эту минуту Государь, казалось, забыл свою строгость по отношению к Великой Княгине Елизавете, сказав ей несколько слов.

— Вот и она, — сказал Государь, подводя к ней Великую Княгиню Анну. — Все-таки она вернулась к нам и с довольно хорошим видом.

Но на следующий день он опять возобновил по отношению к Великой Княгине Елизавете свое упорное молчание, продолжавшееся еще шесть недель.

Как только они остались одни, Великая Княгиня Елизавета выразила удивление по поводу неожиданного приезда Великой Княгини Анны и спросила ее, что же сталось с проектом, на котором они остановились перед ее отъездом. Она узнала от Великой Княгини Анны, что Государь, должно быть, осведомился об их проекте, потому что раньше, чем она могла приступить к его исполнению, Ростопчин обратился к Тутолмину, сопровождавшему ее, с письмами в самом угрожающем тоне, на случай если бы Великая Княгиня вздумала просить у Государя продолжить ее пребывание в Германии; письма эти повторялись, и наконец в последнем было бесповоротно определено, что Великая Княгиня должна возвратиться в Россию к свадьбам Великих Княжон. Она же, напуганная этими угрозами и боясь, что весь гнев Государя обрушится на лиц, сопровождавших ее, решила покориться».

Итак, беглянка была вынуждена вернуться домой. Она снова пытается наладить жизнь с мужем, но снова все идет не в лад.

«Великий Князь Константин недолго оставался в Петербурге. Император разгневался на полк конногвардейцев, изгнал его в Царское Село и, чтобы довершить наказание, поручил Великому Князю Константину обучать их. Он отправился в Царское Село и поселился там со своей супругой, Великой Княгиней Анной, последовавшей за ним. Жизнь, которую он вел там и в которой Великая Княгиня Анна должна была принимать участие, была совершенно лишена достоинства, приличествовавшего его рангу. Великая Княгиня Анна, чтобы доставить удовольствие своему супругу, во многом переменившемуся относительно нее, присутствовала в манеже на ученье. Великий Князь приводил в апартаменты своей супруги, безразлично во всякое время, офицеров вверенного ему полка.

Танцевали под звуки клавесина, и в обществе Их Императорских Высочеств царила фамильярность, не подходившая даже и не к такому высокому рангу.

В марте месяце Великая Княгиня опасно захворала, и ее перевезли в Петербург, чтобы лучше можно было заботиться о ней, как этого требовала ее болезнь…»

В 1801 году, после смерти императора Павла, Анна Федоровна почувствовала, что теперь у нее появилась возможность осуществить свой план. Константин горячо увлекся очередной любовницей и не исключал женитьбы на ней, а Анна получила из-за границы известия о болезни матери и с разрешения нового императора Александра I уехала в Кобург. Принцесса Амалия вскоре поправилась (она прожила еще тридцать лет и умерла в Кобурге 16 ноября 1831 года в возрасте семидесяти четырех лет), но Анна в Россию уже не вернулась. Почти сразу она начала переговоры о разводе с мужем. Константин Павлович ответил на ее письмо: «Вы пишете, что оставление вами меня через выезд в чужие края последовало потому, что мы не сходны друг с другом нравами, почему вы и любви своей ко мне оказывать не можете. Но покорно прошу вас, для успокоения себя и меня в устроении жребия жизни нашей, все сии обстоятельства подтвердить письменно, а также что кроме сего других причин вы не имеете».