Елена Первушина - Петербургские женщины XIX века

Вскоре все задвигали стульями, и надо было прощаться. Это всегда так грустно! За эти репетиции и представление все так сошлись, всем было так весело! И вот теперь все это кончилось, и кончилось навсегда!

Я побежал на большой подъезд, откуда все отъезжали. Гости говорили, что им тоже жалко, что все кончилось. Меня одна девочка даже остановила и сказала: „Кланяйтесь Татиане Константиновне, Константину Константиновичу и Игорю Константиновичу, скажите им, что было очень весело, и поблагодарите их!“

Все уехали. Я пошел в залу, где стоит наша сцена, и показалось мне, что тут сделалось так грустно. Я взошел на подмостки. Везде беспорядок. Лежат декорации, стружки, стулья. Между мусором я нашел ветку какого-то цветка, кажется, ветку одной из яблонь. Я улыбнулся, поднял ее и ушел».

Елизавета Маврикиевна, мужественно поддерживая остальных членов семьи, пережила все несчастья, выпавшие на их долю: смерть в младенчестве первой дочери Натальи, гибель на войне сына Олега и зятя, князя Багратиона, смерть мужа в 1915 году, расстрел большевиками троих ее сыновей Иоанна, Константина и Игоря. Она не сразу, но приняла в семью жену Гавриила — балерину Антонину Рафаиловну Нестеровскую, спасшую великого князя из тюрьмы в дни большевистского террора. После революции она покинула Россию вместе с младшими детьми и двумя внуками и умерла в Германии в 1927 году.

Разумеется, выбор невесты для наследника был делом особенно ответственным. Следовало учитывать не только родственные связи, которые за два века образовали сложную сеть, но и политическую конъюнктуру. Екатерина II требовала, чтобы немецкие невесты приезжали в Россию на смотрины. В XIX веке чаще на смотрины отправлялись женихи.

Вот что рассказывает великая княжна Ольга Николаевна о помолвке своего брата Александра — будущего императора Александра II.

«Здесь я должна рассказать немного о Саше и его поездке по Германии, где он посетил Мюнхен, Штутгарт и Карлсруэ. Там, в Карлсруэ, была принцесса, подходившая ему по возрасту, которая могла бы стать его невестой. Она сидела за столом рядом с ним, и ему предоставили возможность разговаривать с ней долго и подробно. О чем же говорила она? О Гете и о Шиллере, пока Саша, совершенно обескураженный, не отказался от этого разговора. Было взаимное разочарование, и Саша уехал во Франкфурт, чтобы оттуда поехать в Англию. Весной, уже в Берлине, он пережил подобное же разочарование с Лилли, принцессой Мекленбург-Стрелицкой, и его свита не переставала дразнить его неудачными невестами. Один из свиты — кажется, Барятинский — заметил: „Есть еще одна молодая принцесса в Дармштадте, которую мы забыли посмотреть“. — „Нет, благодарю, — ответил Саша, — с меня довольно, все они скучные и безвкусные“. И все же он поехал туда, и Провидению было это угодно. Под вечер он прибыл в Дармштадт. Старый герцог принял его, окруженный сыновьями и невестками. В кортеже совершенно безучастно следовала и девушка с длинными, детскими локонами. Отец взял ее за руку, чтобы познакомить с Сашей. Она как раз ела вишни, и в тот момент, как Саша обратился к ней, ей пришлось сначала выплюнуть косточку в руку, чтобы ответить ему. Настолько мало она рассчитывала на то, что будет замечена. Это была наша дорогая Мари, которая потом стала супругой Саши. Уже первое слово, сказанное ему, заставило его насторожиться: она не была бездушной куклой, как другие, не жеманилась и не хотела нравиться. Вместо тех двух часов, которые были намечены, он пробыл два дня в доме ее отца. Никто до сих пор ничего не слыхал об этой принцессе, выросшей очень замкнуто со своим братом Александром, в то время как остальные братья уже были давно женаты. Стали собирать сведения, Мама написала Елизавете, дочери тети Марьянны, чтобы узнать побольше. Ответ был очень положительным. Правда, ей еще не было и пятнадцати лет, но она была очень серьезна по натуре, очень проста в своих привычках, добра, религиозна и должна была как раз конфирмоваться. Нельзя было терять времени. Можно себе представить, какое волнение вызвало в Дармштадте, да и во всей Германии, известие, что внимание Саши остановилось на девушке, о существовании которой до сих пор никто ничего не знал. Неужели он в самом деле станет ее женихом, и не было ли это похоже на то, что выбор Наследника русского престола пал на Сандрильону».

Но в то же время Александр влюблен во фрейлину Ольгу Калиновскую. Настолько, что готов расторгнуть дармштадтскую помолвку, что, разумеется, недопустимо. Девушку удаляют от двора, выдают замуж, и Золушка, но Золушка царских кровей, становится русской императрицей.

«Ум, спокойная уверенность и скромность в том высоком положении, которое выпало на ее долю, вызвали всеобщее поклонение, — продолжает Ольга. — Папа с радостью следил за проявлением силы этого молодого характера и восхищался способностью Мари владеть собой. Это, по его мнению, уравновешивало недостаток энергии в Саше, что его постоянно заботило. В самом деле, Мари оправдала все надежды, которые возлагал на нее Папа, главным образом потому, что никогда не уклонялась ни от каких трудностей и свои личные интересы ставила после интересов страны. Ее любовь к Саше носила отпечаток материнской любви, заботливой и покровительственной, в то время как Саша, как ребенок, относился к ней по-детски доверчиво. Он каялся перед нею в своих маленьких шалостях, в своих увлечениях — и она принимала все с пониманием, без огорчения. Союз, соединявший их, был сильнее всякой чувственности. Их заботы о детях и их воспитании, вопросы государства, необходимость реформ, политика по отношению других стран поглощали их интересы. Они вместе читали все письма, которые приходили из России и из-за границы. Ее влияние на него было несомненно и благотворно. Саша отвечал всеми лучшими качествами своей натуры, всей привязанностью, на какую только был способен. Как возросла его популярность благодаря Мари! Они умели не выпячивать свою личность и быть человечными, что редко встречается у правителей…

Имп. Мария Александровна

Мари сопровождала его во время маневров в лагеря, на смотры и приемы и храбро со своей простой манерой говорила по-русски с генералами и офицерами частей. Потом, когда Саше внушили недоверие к такому влиянию и представили это как слабость с его стороны, Мари отступила на задний план совершенно добровольно. К тому же ее здоровье оставляло желать лучшего. Смерть ее старшего сына, Наследника, которому она отдала всю свою заботливость, доконала ее совершенно. С 1865 го да она перестала быть похожей на себя. Каждый мог понять, что она внутренне умерла и только внешняя оболочка жила механической жизнью. Ее взгляды, ее отношение к жизни не соответствовали тому, с чем ей пришлось встретиться, и это сломило ее. У нее были свои идеи, свои нерушимые исповедания, главным образом в вопросах религии и веры. Как все перешедшие в православие, она придерживалась догматов, и это было точкой, в которой они расходились с Сашей; он, как Мама, любил все радостное и легкое в религиозном чувстве. Если все, что делается, делается из соображений долга, а не из чувства радости, какой грустной и серой становится жизнь!»