Илья Азаров - Непобежденные

Диспут уже окончился, когда вдруг попросил слово один из студентов — Юрий Сердериди. Он подошел к трибуне, но никак не мог справиться с волнением, несколько раз повторял:

— Товарищи!

Собравшиеся было уходить студенты притихли.

— Товарищи! Мне трудно говорить, но я должен сейчас это сказать. Все, что рассказывал здесь адмирал о моряках «Ташкента», — правда. Мою мать и нас, троих братьев, вывезли на «Ташкенте» из осажденного Севастополя. Это было двадцать лет назад. Но сегодня я вспомнил все, что мы пережили в ожидании прихода корабля и по пути в Новороссийск… И я хочу сказать, что для нашей семьи «Ташкент» стал символом жизни, а его моряки — воплощением героизма.

После диспута Юрий Иванович рассказал мне о подробностях тех дней, потом я получил от него и от его братьев письма. Мне хочется коротко рассказать об этой семье.

…В Балаклаве в небольшом домике в конце 1941 года жили с матерью трое мальчишек — Ставр, Юра и Саша, 11, 8 и 3 лет. Отец, Иван Сердериди, воевал под Севастополем. Его часть занимала позиции на оборонительном участке, расположенном на Итальянском кладбище. Во время одного из налетов семья Сердериди перебралась в соседний подвал, где ютились четыре других семьи. Вскоре и в подвале нельзя было спасаться, и Сердериди вместе с другими ушли в горы, в бомбоубежище. Все, кто мог, ходили на передовую, рыли окопы, подносили бойцам боеприпасы. Не раз бегал к отцу и старший из братьев — Ставр, которого бойцы прозвали за его смелость и находчивость Павликом Морозовым, так и осталось у Ставра второе имя до сих пор.

В июне 1942 года семьи бойцов на подводах приехали в Севастополь, 27 июня Сердериди были на лидере «Ташкент» с ранеными.

Тяжело пришлось матери троих детей и потом, после прихода в Новороссийск, но все уже в прошлом, хотя и не забыто. Вернулся отец с войны, учились дети.

Сейчас родители Юрия Ивановича живут в Анапе, там же с семьей живет младший сын — он историк. В Тихорецке заведует районным отделом культуры Юрий Иванович. На Новороссийском мукомольно-элеваторном комбинате работает Ставр Иванович, или, как его чаще зовут, Павел Иванович. У всех братьев семьи, у каждого по дочке, а у Юрия Ивановича теперь уже две.

Вот так в жизни одной семьи, как в зеркале, отразилась жизнь всей страны: ее горе, беды, и сила, и радости. Выстояли наши люди, наша страна, и не только выстояли, но и окрепли, тверже стали в жизни и закалились в суровой борьбе, чтобы накрепко и впредь стоять и не дать повториться тому, что было пережито в годы Великой Отечественной войны.

Не забыт подвиг «Ташкента», хотя самого корабля давно уже нет. 2 июля 1942 года во время налета гитлеровской авиации на Новороссийск лидер «Ташкент» получил дополнительные сильные повреждения от попадания бомб и затонул у причала.

Мне запомнился рассказ комиссара лидера Григория Андреевича Коновалова о том, как краснофлотцы и старшины из БЧ-5, котельные машинисты, турбинисты и трюмные до налета авиации находились на палубе, а часть экипажа была на причале и на берегу.

Тревога позвала их не в укрытия, а к боевым постам. Они были верны своему долгу, стремились быть каждый на своем посту во внутренних отсеках корабля, чтобы бороться за его живучесть. Гибель корабля застала их на боевых постах…

Часть экипажа лидера после его гибели ушла в морскую пехоту, а часть продолжала нести боевую службу на других кораблях Черноморского флота.

Эту маленькую главу я хочу посвятить рассказу о мужестве и боевом мастерстве экипажа эскадренного миноносца «Сообразительный». Он в своем роде уникальный корабль — читатель поймет это из моего рассказа — и потому я решил рассказать об одном из его походов, в котором мне лично довелось принять участие, хотя по времени он и не относится к июню 1942 года.

Поход этот состоялся в марте 1942 года, когда «Сообразительный» взял курс в осажденный Севастополь. До сих пор я отчетливо помню отдельные эпизоды этого похода.

Синоптики с вечера доложили, что погода ожидается штормовая. Наутро прогноз подтвердился. Однако приняв пополнение и боеприпас, корабль в первой половине дня вышел из Туапсе.

С большим трудом, балансируя и держась за штормовые леера, я прошел по правому борту верхней палубы, побывал на боевых постах. В разговоре с краснофлотцами и старшинами заметил:

— Сегодня придется трудно.

— Мы привыкли. Все будет в порядке! Мы везучие…

Эти уверенно сказанные слова я потом не раз вспоминал. Комиссар корабля старший политрук Л. Т. Квашнин с гордостью говорил мне:

— В артиллерийской боевой части более половины — коммунисты и комсомольцы. Они задают тон своей выносливостью, боевой выучкой, в бою действуют безукоризненно. Все у нас отработано долгими тренировками.

Когда легли на заданный курс, волна оказалась встречной. Помощник командира корабля старший лейтенант В. Г. Беспалов и боцман старшина 1-й статьи Макар Еременко пробирались по палубе, проверяя, все ли надежно закреплено.

С мостика было видно, как вода накрывала полубак, окатывала находившихся у пушек комендоров.

К их ремням прикрепили леерные концы, чтобы не смыло людей за борт. Все промокли, не спасали ни зюйдвестки, ни штормовые костюмы.

«Тяжело, — подумал я. — Хорошо, что все закалены. С такими отважными моряками любые невзгоды боевых походов преодолимы».

Погода продолжала свежеть, ветер крепчал. Сорвало антенну. Связь с землей нарушилась. Я наблюдал, с каким упорством и ловкостью краснофлотцы восстанавливали антенну.

Корабль после каждого удара встречной волны содрогался. Казалось, форштевень не выдержит. Временами полубак скрывался в воде, слышно было, как гремела якорная цепь. Каскады холодных брызг долетали до мостика, обдавали нас, секли лицо, как песчинки при сильном ветре.

От волновых ударов на палубе по 36-му шпангоуту появились трещины. Они шли поперек палубы и вниз по правому и левому борту корабля. Около 300 тонн забортной воды прошло в нижние помещения. Идти становилось все сложнее. С крепления сорвало глубинную бомбу — одну, другую. Порой корабль кренился на борт до 32 градусов.

Командир эсминца капитан-лейтенант Сергей Степанович Ворков доложил:

— Необходимо уменьшить ход. Но тогда затемно не дойдем, а в светлое время вход в Севастополь запрещен. Как быть?

— Как нужно, так и действуйте, — ответил я.

Пошли малым ходом. С северо-запада не прекращался порывистый ветер. Облачность была низкая, иногда лишь пробивался луч солнца.

— Опасны эти просветы, — проговорил командир.

И мы стали припоминать, когда, используя их, вражеские торпедоносцы и бомбардировщики атаковывали корабли.

Вспоминая и слушая меня, Сергей Степанович отдал приказание: