Юрий Пернатьев - Знаменитые мудрецы

В 1897 г. Шестов закончил свою первую книгу «Шекспир и его критик Брандес». До этого в киевских журналах и газетах появлялись лишь статьи и очерки на философско-литературные темы. Путь книги о великом английском драматурге к читателю был непростым. Всякие попытки напечатать ее успеха не имели – ни один издатель не хотел иметь дело с малоизвестным автором. Оставался один выход – печатать за свой счет. Лишь через два года это сочинение увидело свет. За это время Шестов успел написать еще одну книгу «Добро в учении гр. Толстого и Ф. Ницше. Философия и проповедь». Но и с этой работой автору не повезло. Рукопись побывала у известных критиков и философов Михайловского, Соловьева, Спасевича, в журналах «Жизнь», «Вопросы философии и психологии» и других, и везде автор получил отказ. Чего стоит, например, отзыв Вл. Соловьева: «Совесть не позволяет содействовать напечатанию в «Вестнике Европы» такой работы. Передайте от меня автору, что я вообще не советую ему ее печатать, – он наверное впоследствии раскается, если напечатает». Тем не менее, именно по рекомендации Вл. Соловьева книга была издана М. Стасюлевичем в 1899 г.

В обеих книгах молодой философ заявлял о себе, по словам В. Розанова, «новыми вкусами в философии, преодолением позитивизма идеализмом и возвышенной моралью и в конце концов разрывом с самим идеализмом ради экзистенциалистски понятой правды жизни». Но Лев Шестов, в отличие от своих современников П. Струве, С. Булгакова, Н. Бердяева, С. Франка, рассматривал прежде всего этические и метафизические проблемы творчества. А во второй книге он вообще отказывался от всякого морализма, приходя к мысли, что необходимо «искать того, что выше добра и сострадания, необходимо искать Бога».

Несмотря на новый взгляд на проблемы морали, критика обошла вниманием оба сочинения Шестова, что повергло автора в состояние некоторой депрессии. Он уехал за границу и вернулся в Россию уже в начале ХХ в. Здесь, по предложению знаменитого мецената С. Дягилева, Лев Исаакович активно сотрудничал в журнале русских модернистов «Мир искусства», сблизился с петербургскими и киевскими литераторами и философами, проповедниками «нового религиозного сознания». Несмотря на дружеские отношения с Д. Мережковским, Н. Бердяевым, В. Розановым, Шестов так и не примкнул ни к одному литературному или философскому направлению, предпочитая идти собственным творческим путем. Одна за другой вышли его книги ««Достоевский и Ницше: Философия трагедии», «Апофеоз беспочвенности. Опыт адогматического мышления», «Великие кануны». В этих сочинениях Шестов соединил критическое и философское начало, отметив, что призвание писателя и мыслителя составляет единое целое. Так он подходил и к творческому наследию самых разных художников – Шекспира и Достоевского, Ницше и Толстого, Ибсена и Бодлера, Чехова и Лютера.

С 1910 г. Шестов с семьей живет преимущественно в Швейцарии, в городке Коппе, на берегу Женевского озера, лишь временами наезжая в Россию. Здесь он начинает углубленные занятия классической европейской философией и богословием. Классическая западногерманская философия, метафизика, теология стали отныне главным предметом размышлений Шестова.

Весть об Октябрьском перевороте Шестов встретил в Москве. После гибели на фронте внебрачного сына Сергея философ некоторое время жил в Киеве, где читал в Народном университете курс лекций «История древней философии». Не приняв ни идеи, ни цели пролетарской революции, Шестов при первой же возможности постарался эмигрировать из России. Сначала он уехал в Ялту, оттуда в Севастополь, затем через Константинополь и Италию прибыл в 1921 г. в Париж, где провел остаток жизни. Парижский период оказался для Шестова самым плодотворным. Он читал курс лекций в Сорбонне, публиковался в периодической печати, его сочинения начали переводить на европейские языки. Расширился и круг знакомых, среди которых были известные в литературном, философском и научном мире имена: Т. Манн, А. Жид, А. Эйнштейн, Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, А. Мальро.

После публикации своих главных сочинений Шестов занял заметное место в философской культуре «серебряного века». Философ разделял общее устремление эпохи к радикальному пересмотру традиций путем «припоминания» начал, возвращения к истокам слова, мысли, веры. Вместе с тем весь пафос его «беспочвенной» мысли не только не согласовался с «генеральной» линией русской религиозной философии, связанной с именем Вл. Соловьева, но и сознательно противостоял ей. По мнению Шестова, русская религиозная мысль получила свое выражение в художественной литературе. Он был твердо убежден, что «никто в России так свободно не думал, как Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Толстой и даже Чехов».

Именно в мире русской литературы Шестов прежде всего видел возможность «новых начал» философии – философии, развиваемой на каторжных нарах, в монастырских кельях, в трактирах и подпольях, перед лицом жизни и смерти. Позже философ расширил этот мир, дополнив его взглядами на мир философов Ницше, Кьеркегора, Паскаля, то есть тех, кто вольно или невольно пробудился от добротного, разумно оправданного, морально благоустроенного мира и оказался вне законов, один на один с реальностью.

По-новому, в контексте Толстого, Достоевского и Ницше, он прочитал и само Священное Писание – не глазами правоверного иудея или ортодоксального христианина, а как мыслитель, предвидевший катастрофические откровения ХХ в., распознавший в воплях Иова, плаче Иеремии, воздыханиях псалмопевца голос будущего.

Последние восемь лет жизни Лев Исаакович, стремясь уйти от шумной столичной суеты, прожил в парижском предместье. В декабре 1937 г. его настигла тяжелая болезнь – кишечное кровотечение, из-за которой пришлось прекратить чтение лекций. В октябре 1938 г. Лев Исаакович заболел бронхитом, перешедшим в тяжелую форму туберкулеза. Умер Лев Шестов 20 ноября 1938 г. в клинике Буало и похоронен на городском кладбище Булони.

При жизни творчество Льва Шестова воспринималось неоднозначно, в том числе и в среде русских религиозных философов. В их рецензиях и отзывах он оставался «оригинальным, но крайне субъективным мыслителем». Все хвалили литературное достоинство его трудов, но отклоняли поставленные в них проблемы. Эта оценка до сих пор не преодолена отечественной критической мыслью. Иное дело зарубежная, в частности, французская критика. 100-летие со дня рождения Льва Шестова было широко отмечено за рубежом газетными и журнальными статьями, лекциями, радиопередачами, переизданием его книг. Шестова назвали «пророком мировой мысли ХХ века» и мыслителем, оказавшим влияние на А. Камю, А. Мальро, Э. Ионеско, одним из первых, обративших внимание общественности Франции на С. Кьеркегора.