Татьяна Муравьева - Иван Федоров

Однако Шуйские готовили новый заговор.

Бельский, проявив великодушие, ничего не предпринял против Ивана Шуйского и даже дал ему воеводство, отправив с полками во Владимир. Получив в свое распоряжение большое войско, Шуйский двинулся на Москву. В ночь со 2 на 3 января 1542 года Иван Бельский был схвачен, отправлен в Белоозеро и там тайно убит.

Шуйские снова пришли к власти. Они низложили митрополита Иоасафа. Бунтовщики окружили митрополитовы кельи, бросали в окна камнями.

Митрополит, едва избежав смерти, скрылся на Троицком подворье, находившемся в Кремле. Игумен Троице-Сергиева монастыря Дмитрий Палецкий смог защитить свергнутого митрополита только именем святого Сергия.

Новым митрополитом был назначен Макарий, который впоследствии сыграл заметную роль в судьбе Ивана Федорова.

Шуйские во второй раз оказались правителями страны. Юный великий князь в полной мере испытал их пренебрежительное отношение. Много лет спустя Иван Грозный вспоминал: «Бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель покойного отца и положив ноги на стул, а на нас и не смотрит».

Уже в детстве будущий грозный царь проявлял свой неуравновешенный, жестокий нрав. Шуйские поощряли дурные наклонности государя, которые вскоре обратились против них самих.

«Шуйские, — писал H. М. Карамзин, — <���…> старались привязать к себе Иоанна исполнением всех его детских желаний; непрестанно забавляли, тешили во дворце шумными играми, в поле звериною ловлею; питали в нем наклонность к сластолюбию, даже к жестокости <���…> Они не думали толковать ему святых обязанностей Венценосца, ибо не исполняли своих; не пеклись о просвещении юного ума, ибо считали его невежество благоприятным для их властолюбия; ожесточали сердце, презирали слезы Иоанна о князе Телепневе, Белье ком, Воронцове, в надежде загладить свою дерзость угождением его вредным прихотям <���…> Шуйские хотели, чтобы великий князь помнил их угождения и забывал досады; он помнил только досады и забывал угождения».

На юного князя начинают приобретать влияние его дядья — Глинские, ненавидевшие Шуйских. Они внушали племяннику, что наступило время свергнуть власть Шуйских. Митрополит Макарий советовал то же.

Осенью по обычаю Иван ездил в Троицкий монастырь, затем на охоту в Волок Дамский. Отпраздновали Рождество.

Великий князь созвал бояр и в первый раз объявил им свою волю. Исчислил вины Шуйских, которые, пользуясь его малолетством, грабят землю, убивают людей, творят самоуправство и беззаконие, сказал, что виноваты все Шуйские, и повелел казнить самого виновного — Андрея. Его тут же схватили псари, выволокли во двор и растерзали. «Шуйские и друзья их безмолвствовали, народ изъявил удовольствие», — пишет Карамзин.

«С того времени бояре начали иметь страх от государя», — говорится в летописи.

Взбалмошный, жестокий от природы и озлобленный обстоятельствами подросток стал правителем государства. Великий князь предпринимает поездки по своей стране, но, как писал Карамзин, единственно ради развлечения, а «не для наблюдений государственных, не для защиты людей от притеснения корыстолюбивых наместников… Окруженный сонмом бояр и чиновников, не видал печалей народа и в шуме забав не слыхал стенаний бедности; скакал на борзых ишаках и оставлял за собою слезы, жалобы, новую бедность; ибо сии путешествия государевы, не принося ни малейшей пользы государству, стоили денег народу, двор требовал угощения и даров».

Неизвестно, какой именно этап противостояния боярских группировок застал вернувшийся в Москву Иван Федоров.

Борьба между боярами сотрясала всю Москву, ее отголоски были хорошо слышны всем без исключения. Несомненно, Иван Федоров, как и все простые москвичи, с тревогой и нетерпением ожидал известий о последних событиях при великокняжьем дворе, обсуждал их с соседями и знакомыми, гадал, к добру или к худу может привести та или иная перемена.

(Но его обычная, повседневная жизнь, независимо от политических катаклизмов, текла своим чередом.)

Ивану Федорову в то время было около двадцати пяти — тридцати лет. Вернувшись в Москву, он принял сан дьякона, а перед этим — женился. Женитьба была непременным условием получения сана, ибо по законам православной церкви священнослужитель всякого чина должен был непременно состоять в браке. О жене Ивана Федорова не сохранилось никаких сведений, неизвестно даже ее имя. Вероятно, брак долгое время был бездетным или рождавшиеся дети умирали во младенчестве, поскольку единственный сын Ивана Федорова, дальнейшая судьба которого известна, тоже Иван, родился только в середине 1550-х годов.

Местом дьяконской службы Ивана Федорова стал храм Святого Николы Гостунского в Кремле. Трудно сказать, было ли назначение будущего первопечатника именно в этот — кремлевский — храм знаком отличия. Кремль в те времена не противостоял остальному городу, внутри кремлевских стен наряду с представителями государственной и церковной власти — великим князем и митрополитом жили люди самого разного состояния — бояре, купцы, их многочисленная дворня, так что приходы большинства церквей в Кремле не слишком отличались от приходов церквей за его пределами.

Дьяконство в храме Николы Гостунского — первый достоверный, документально зафиксированный факт из жизни первопечатника, причем сообщенный им самим — в послесловии к «Апостолу» Иван Федоров называет себя «Николы чудотворца Гостунского диакон».

Храм Николы Гостунского располагался близ Ивановской площади, по левой стороне улицы, идущей от Фроловских ворот к колокольне Ивана Великого.

Изначально этот храм, заложенный в 1477 году, был построен из дерева. Предание рассказывает, что во времена татаро-монгольского ига на месте будущего храма находилось Ордынское подворье, на котором жили представители золотоордынского хана, наблюдавшие за всем, что происходило в Москве, и доносившие об увиденном своему господину. Жена Ивана III, византийская царевна Софья Палеолог, посчитала присутствие соглядатаев близ великокняжьего дворца оскорбительным для великого князя и придумала дипломатичный способ избавиться от соседства с ордынцами. Она отправила лично от себя посольство в Золотую Орду к ханской жене с богатыми дарами и письмом. В письме великая княгиня просила ханшу уступить ей землю Ордынского подворья в обмен на строения, расположенные в другом месте. Свою просьбу Софья объяснила тем, что во сне ей явился Николай-угодник и повелел построить храм именно там, где сейчас стоит Ордынское подворье. Ханша убедила мужа уважить просьбу великой княгини, строения Ордынского подворья снесли, а на их месте построили деревянный — из елового леса — храм во имя святого Николая-угодника. Поскольку храм строился по инициативе великой княгини, особый интерес к постройке проявили женщины, на строительство они пожертвовали много льна и домотканых полотен, из-за чего храм получил народное прозвание Николы Льняного.