Татьяна Муравьева - Иван Федоров

Иван Федоров запечатал письмо личной печаткой с изображением своего типографского знака и подписал: «Иван Федорович Москвитин. Типограф греческий и славянский».

«В исторической перспективе изобретение Ивана Федорова имело значение далеко выходящее за пределы военной техники. Уяснение смысла взаимозаменяемости способствовало созданию машиностроения, переходу от ручной техники изготовления машин к машинной», — пишет E. Л. Немировский.

Судя по всему, Ивану Федорову не удалось пристроить свое изобретение и Августу, вероятно, по той же причине, что и Рудольфу. Никаких сведений об изготовлении пушки нет.

Неизвестно даже, доехал ли Иван Федоров до Дрездена. Хотя косвенное подтверждение, что он там все-таки побывал, существует. Современник Ивана Федорова, известный немецкий востоковед Элиас Хуттер, живший при дворе Августа, в 1883 году пополнил свою библиотеку «Азбукой» Ивана Федорова и Острожской Библией, чему есть документальные свидетельства. Не исключено, что он получил их от самого Ивана Федорова, но, поскольку Хуттер поддерживал связь с волынским культурно-просветительным кружком, книги Ивана Федорова могли попасть к нему и другими путями.

Так или иначе, Иван Федоров вернулся во Львов.

Был конец месяца грудня, или, как называют его ученые люди, новембрия.

Иван Федоров побывал в магистрате, навестил Лаврентия Пухалу, обсудив с ним новые рисунки, договорился с торговцем бумагой и теперь возвращался домой.

Быстро темнело, в окнах загорались огни, отражаясь в мокрой булыжной мостовой. Иван Федоров подумал, что в Москве в это время улицы уже присыпаны первым снежком.

Дома Ивана Федорова ждали гости — Герасим Смотрицкий, пришедший со своим маленьким сыном Максимом [9] Здесь стоит напомнить, что Максим (Мелетий) Смотрицкий впоследствии стал автором «Грамматики», которую Ломоносов называл «вратами своей учености». .

Иван Федоров обрадовался приятелю. После приветствий и расспросов о здоровье и последних новостях Смотрицкий сказал:

— А ведь мы к тебе, Иван Федорович, по делу. Максиму моему минуло семь лет, в нынешний год пойдет он учиться в школу. И вот, пришли мы к тебе за Азбукой.

Иван Федоров удивился:

— Так в Остроге же Азбуки осталась не одна сотня экземпляров!

— Это верно, но я хочу, чтобы получил он ее из твоих рук и с твоим добрым напутствием.

— Что ж, будь по-твоему.

Иван Федоров достал из сундука Азбуку и протянул мальчику, думая, что бы такое сказать, торжественное и в то же время понятное малому ребенку. Но ничего не придумал и сказал просто:

— Учись хорошо.

Максим бережно взял книгу, поблагодарил и спрятал ее за пазуху.

Провожая гостей, Иван Федоров вышел на крыльцо и увидел, что выпал снег. Кругом было белым-бело, над заснеженными крышами к небу поднимались тонкие струйки дыма.

Совсем как в Москве…

Той же зимой Иван Федоров вдруг разболелся — и умер.

Первопечатник был погребен в Онуфриевском монастыре.

На его могиле была установлена резная белокаменная плита. Во многих популярных книгах, посвященных первопечатнику, говорится, что плиту изготовили сын Ивана Федорова — Иван Друкаревич и Гринь. Хотя источник этого утверждения неизвестен, оно кажется вполне правдоподобным.

Однако сейчас говорить о надгробной плите Ивана Федорова приходится в прошедшем времени — она исчезла более ста лет назад, и история ее исчезновения полна загадок.

Согласно описаниям и зарисовкам людей, видевших плиту, на ней был изображен типографский знак Ивана Федорова, названо его имя и прозвание — «Иван Федорович друкарь Москвитин», указано время и место смерти — «преставился во Львове 1583 року, декабря 5», и должным образом оценены заслуги первопечатника — «Друкарь книг пред тым невиданных».

В 1596 году, то есть через тринадцать лет после смерти Ивана Федорова, на церковном Соборе в Бресте была принята уния — соглашение между католическим и православным духовенством, в результате которого на территории Речи Посполитой возникало смешанное греко-католическое, или, как его стали называть, униатское вероисповедание. Сторонники унии — униаты признавали своим главой римского папу и в большей степени тяготели к католицизму, чем к православию.

Монастырь Святого Онуфрия стал униатским. Новые хозяева без особого почтения отнеслись к православным захоронениям на монастырском кладбище. Плиту с могилы Ивана Федорова сняли и использовали для замощения пола в церкви. Когда именно это произошло — неизвестно.

В 1771 году игумен Бонифатий Кровницкий в написанной им истории Онуфриевского монастыря упоминает, что при церкви был погребен «какой-то друкарь, называемый Московитским, о чем свидетельствует его каменное надгробие, использованное затем для настилки пола под алтарем Матери Божией». Игумен отмечает, что необходимо сохранить это надгробие «для доказательства существования основанной здесь друкарни». Однако никаких мер по сохранению плиты предпринято не было.

Интерес к надгробной плите Ивана Федорова культурная общественность начала проявлять лишь в XIX веке.

В 1813 году историк Константин Федорович Калайдович опубликовал первое специальное исследование об Иване Федорове — «Иоанн Федоров — первый московский типографщик». Калайдович еще не располагал большинством из тех сведений, которые стали известными сейчас, не знал ни точной даты, ни места кончины первопечатника. В 1819 году историк и археолог 3. Я. Доленга-Ходаковский в разговоре с Калайдовичем обмолвился, что слышал о существовании надгробной плиты Ивана Федорова в Онуфриевском монастыре во Львове. Калайдович заинтересовался и когда, два года спустя, его знакомый историк, этнограф и библиограф Петр Иванович Кеппен собирался во Львов, попросил его по возможности разузнать о плите. Кеппен отправился в Онуфриевский монастырь. Прокуратор монастыря, бывший в то же время ректором Львовского университета, Модест Гриневецкий показал ему вмонтированную в пол плиту, сказав: «Вот надгробок Друкаря московитского!» Кеппен сделал с нее зарисовку и по почте отправил Калайдовичу в Москву. Рисунок был опубликован в «Вестнике Европы» и стал сенсацией — одна из загадок биографии первопечатника была решена, стало известно время и место его кончины.

В 1835 году Онуфриевский монастырь посетили несколько московских ученых, среди которых был известный историк Михаил Петрович Погодин. Надгробная плита Ивана Федорова по-прежнему составляла часть пола. Погодин попросил нового прокуратора монастыря Варлаама Компаневича поднять плиту и вмуровать в стену. В подкрепление просьбы Погодин прислал из Москвы в монастырь подарок, сопроводив его письмом: «Честь имею представить в библиотеку Вашего монастыря, где покоится прах первого русского типографа, небольшое собрание исторических и педагогических книг… Прошу Вас покорнейше уведомить меня, исполнена ли моя просьба о переставлении камня над могилою типографщика Федорова из пола в стену!»