Василий Соколов - Спиноза

В понимании социально-психологических корней религии Спиноза развивал древнюю традицию, подчеркивая, что «страх есть причина, благодаря которой суеверие возникает, сохраняется и поддерживается», и «все то, что когда-либо почиталось из ложного благочестия, ничего, кроме фантазий и бреда подавленной и робкой души, не представляло» (там же, 8 и 9). Страх перед непонятными и грозными явлениями природы автор «Богословско-политического трактата» объяснял исконным невежеством народных масс, руководствующихся лишь чувственным познанием и верящих во всякого рода чудеса, якобы переполняющие природу. В своем исследовании Ветхого завета Спиноза не раз отмечал сходство религиозных представлений древних евреев с аналогичными представлениями других народов, приписывавших богу все загадочные для них явления природы.

Свою вражду ко всем существовавшим тогда церквам Спиноза выражал неоднократно, особенно в «Переписке». Антиклерикализм делает гаагского мудреца одним из предшественников и вдохновителей ряда европейских, в особенности французских, просветителей и атеистов XVIII в. Но конечно, атеизм Спинозы отличается от атеизма Ламетри, Гольбаха, Дидро, Гельвеция значительно меньшей зрелостью и боевитостью. В целом это следует объяснить меньшей зрелостью буржуазных отношений в Западной Европе в XVII в. по сравнению со следующим столетием.

Значительно большая узость социальной базы спинозовского атеизма проявилась прежде всего в том, что он адресован в сущности сравнительно небольшому кругу лиц, способных подняться к вершинам интеллектуального знания и к морально-безупречной жизни, с необходимостью вытекающей из него и в сущности совсем не связанной с положениями Писания. Другое дело подавляющее большинство народа, живущее под руководством пассивных аффектов, тех, «кто не так богат разумом» (8, 2 , 200). Неразумие «толпы» представляется Спинозе неким неизменным общественным свойством. Поэтому «избавить толпу от суеверия так же невозможно, как и от страха…» (там же, 16).

В сущности не обладая никакой ценностью в деле познания природы, Библия сохраняет свою морально-педагогическую функцию по отношению к народной массе. Спиноза снова предстает здесь перед нами как активный участник сектантского пантеистического движения, в котором вопросы морального истолкования Писания играли первостепенную роль. «…Писание, — подчеркивает автор „Богословско-политического трактата“, — принесло смертным очень большое утешение» (там же, 202), хотя средства этого утешения, связанные лишь с пассивными аффектами, он оценивает очень невысоко.

Подобно Гоббсу, Гассенди и французским либертинам, «свободомыслящим», подобно множеству европейских деистов XVII–XVIII вв. Спиноза выражает характерное противоречие буржуазного атеизма: теоретически он разбил вдребезги по существу все догматические представления господствующих вероисповеданий. Другое дело практическая социальная жизнь, которая, по убеждению всех этих мыслителей, включая Спинозу, невозможна без религии и даже без Библии как основы ее. Автор «Богословско-политического трактата», подвергнувший Ветхий завет столь глубокой научно-философской критике, вместе с тем отдал дань традиционной теории «двух истин», считая, что определенный минимум суеверия и мифологии жизненно необходим для стимулирования моральности народных масс.

Этот минимум выражен Спинозой в концепции «всеобщей религии» (religio universalis), немногочисленные догматы которой, четко отграниченные от философии, должны составлять базу народной религиозности, а следовательно, и моральности. Религиозную веру автор «Богословско-политического трактата» определяет (в его 14-й главе) как «чувствование о боге» (de Deo sentire), которое может быть развернуто лишь в несколько догматов: существует бог как высшее и справедливое существо, образец нравственной жизни; он всюду присутствует, и почитание его должно выражаться только в справедливых и добродетельных поступках, особенно «любить ближнего как самого себя»; повиновение богу обязывает преодолеть чувственные наслаждения; как милосердное существо бог прощает грехи кающимся и тому подобное. Совершенно очевидна связь этой спинозовской концепции «всеобщей религии» с упомянутыми выше концепциями, стремившимися свести к минимуму догматическое содержание религии и выдвинуть на первый план моральное. В соответствии с этой концепцией автор «Богословско-политического трактата» считает необходимыми для «толпы» отнюдь не все, а только самые главные истории Писания, именно те, которые в состоянии пробудить душу простонародья «к послушанию и благоговению» (см. 8, 2 , 84–85).

При всей компромиссности спинозовской концепции «всеобщей религии» нельзя не заметить ее антиклерикального жала, направленного в сущности против всех существовавших тогда исторических религий, каждая из которых рассматривала себя единственно истинной и в силу этого была совершенно нетерпима ко всем остальным.

Показательны также воззрения Спинозы на личность и деятельность Христа. Философ уклонился от исследования Нового завета, ибо в условиях его столетия это было бы значительно более опасное предприятие, чем исследование Ветхого завета. Для исследования Нового завета тогда не созрели еще ни исторические, ни научные предпосылки. Но в историчности существования Христа и апостолов он сомневался еще менее, чем в существовании Моисея и ветхозаветных пророков. Причем в отличие от последних, постигавших открывавшуюся им моральную истину посредством образов и слов, Христос постиг ее вполне адекватно, чисто интеллектуально, хотя и не мог в этой же форме пропагандировать ее народу. Кроме того, если ветхозаветные пророки приноравливали свои поучения только к еврейскому народу, Христос сформулировал свое учение для всех народов. Поэтому и отмеченные выше положения «всеобщей религии» выражали, согласно Спинозе, религиозно-нравственную суть учения Христа.

Автор «Богословско-политического трактата» рассматривает его как провозвестника и героя новой моральности. Он видит в нем в сущности не богочеловека, а только исключительного человека, «устами божьими», и лишает его деятельность всякой трансцендентной санкции, по сути дела игнорируя, например, при этом догмат воскресения. Естественно, что такая интерпретация личности и деятельности Христа в условиях своей эпохи в сущности подрывала христианское вероучение и вызывала резкую отповедь со стороны его ревнителей, о чем мы судим прежде всего по «Переписке» мыслителя.

Атеизм Спинозы весьма усложняется и тем обстоятельством, что сам философ неоднократно отрицал обвинения в нем, которые исходили прежде всего от его недругов. Эти отрицания были продиктованы в значительной мере осторожностью мыслителя, ибо в рассматриваемую эпоху не было более страшного идеологического обвинения, чем обвинение в атеизме, очень часто приводившее к самым тяжелым последствиям для обвиняемых. На личной печати Спинозы не случайно был выгравирован латинский девиз caute (будь осторожен!).