Игорь Родин - Батальон смерти

С этими словами Яша хладнокровно и решительно начал вязать петлю, чтобы меня повесить. Наблюдая за спокойными и расчетливыми движениями Яши, говорившими о серьезности его намерений, я сильно испугалась.

– Яша, Яшенька, я ни в чем не виновата! – рыдала я, упав к его ногам и целуя их. – Клянусь, что не виновата! Пощади! Подумай, что ты делаешь! Я же говорю тебе, что не виновата!

Яша продолжал готовиться к выполнению своего замысла как ни в чем не бывало. Он прикрепил веревку к крюку в потолке и проверил петлю.

– Яша, – причитала я, обхватив его ноги, – опомнись!

Он оттолкнул меня, поставил табурет под веревкой и страшным голосом приказал подняться на него.

– Теперь читай последнюю молитву! – снова произнес он.

Потом накинул мне на шею петлю и выбил табурет из-под ног. В ту же секунду петля затянулась вокруг моего горла. Я хотела крикнуть, но не смогла: всю голову так ужасно сдавило, что почудилось, будто она треснула. А потом я потеряла сознание…

Увидев, как петля затягивается вокруг моей шеи, Яша пришел в себя и поспешил ослабить узел. Я упала на пол бездыханная. Услыхав его крики о помощи, несколько политических, среди которых были и студенты-медики, прибежали в наш дом. Они сделали все, чтобы привести меня в чувство, и это им удалось после продолжительных и упорных попыток. Когда я открыла глаза, у моей постели собралась вся колония ссыльных. От Яши потребовали объяснить его бесчеловечный поступок, и он рассказал то, что слышал от Дмитрия.

И тут князь Гайтемуров поведал всем о том, что он видел прошлой ночью, возвращаясь домой. Яша был вне себя. Он упал на колени и стал просить у меня прощения, проклиная Дмитрия и обещая немедленно расправиться с ним. Но найти его Яша нигде не мог. Дмитрий узнал, что разоблачен, и навсегда скрылся из Амги.

Вскоре после этого произошел еще один случай, который сделал мою жизнь с Яшей еще горше. В его отсутствие ко мне однажды зашел Василий, политический ссыльный, и сказал, что власти получили приказ арестовать его и отправить в Иркутск, чтобы судить по новому делу, а это влекло за собой смертную казнь. Такова была обычная практика царского правительства: уже осужденных вызывали для повторного суда, когда выявлялись дополнительные улики.

Василий попросил одолжить ему нашу лошадь по кличке Мальчик и помочь совершить побег. Зная, как Яша любит лошадь, я отказала Василию в его просьбе. Но он упорно просил меня, ссылаясь на то, что князь Гайтемуров будто бы видел этот приказ об аресте и что пристав уже выехал за ним.

– Но как же ты вернешь лошадь? – спросила я Василия, тронутая его непрерывными мольбами.

Он ответил, что оставит лошадь у одного нашего приятеля, якута, жившего в нескольких сотнях верст от нас, и я в конце концов уступила ему, хотя и чувствовала, что добром это не кончится. Как только он уехал, мое беспокойство переросло в большую тревогу. Я поспешила к князю Гайтемурову, чтобы убедиться в истинности рассказа Василия. Каково же было мое удивление, когда я узнала от князя, что он не видел никакого приказа об аресте Василия и даже не встречался с ним. Стало ясно, что меня обманули и что я никогда больше не увижу нашу лошадь.

«Боже ж ты мой! – думала я. – Что же будет, когда Яша вернется домой и обнаружит, что Мальчик пропал?»

Перед глазами вновь замаячил призрак смерти, да и воспоминание о недавнем избавлении от петли оживало в памяти. Я вся дрожала, готовясь к встрече с Яшей, и у меня было такое ощущение, будто попала в клетку и мечусь в ней в поисках выхода. Но выхода, как мне казалось, не было.

Шел август 1914 года. Отголоски великой схватки только начинали доходить до далеких сибирских провинций. Пришел приказ о мобилизации, и началась великая суета, причем даже в занесенных снегом полярных районах, словно в этот край унылого однообразия вдохнули новую жизнь. Вслед за призывом к оружию был издан царский манифест, налагавший запрет на то, что всегда было истинным бичом для нашего народа, – на водку; и вместе с этим поднялась гигантская волна народного воодушевления, захватывая степи и долины, горы и леса необъятной России – от Петрограда и Москвы, через Уральские горы и сибирскую тундру и тайгу, к далеким границам Китая и берегам Тихого океана.

Было что-то священное в этом отклике всего народа. Старики, воевавшие в Крымской войне, в Турецкой кампании 1877-1878 годов и в Русско-японской войне, говорили, что никогда прежде не видели такого подъема духа. Это были возвышенные, великолепные и незабываемые минуты жизни. Они завладели моей душой, и возникло неясное предчувствие того, что к жизни пробуждается новый мир, очистившийся от скверны, более счастливый и близкий к Богу.

И когда Василий украл нашу лошадь и меня охватил ужас при мысли о том, как это воспримет Яша, а положение мое казалось безвыходным, в моем мозгу внезапно вспыхнула мысль: ВОЙНА!

«Ступай на войну и помоги спасти свою страну!» – взывал внутренний голос.

Покинуть Яшу ради собственного блага казалось мне почти немыслимым. Но оставить его и пойти на фронт во имя бескорыстного самопожертвования – нечто совершенно иное. Идея отправиться на войну все сильнее и сильнее овладевала всем моим существом, не давая покоя.

Когда Яша возвратился домой, князь Гайтемуров и несколько моих друзей собрались в нашем доме, чтобы защитить меня от побоев мужа. Яша уже узнал от местных жителей, что Василий удрал с нашей лошадью. Он и думать не мог, чтобы я без разрешения, просто так отдала кому-нибудь его любимую лошадь, и поэтому заподозрил, что я завела интригу с Василием и отрядила его для подготовки совместного побега. Яша устроил дикую сцену – набросился на меня и с ожесточением начал бить. Мои друзья еле оттащили его, но это лишь разозлило Яшу еще больше. Не имея возможности дать выход своему бешенству, он совершал просто безумные поступки и становился опасным для окружающих. Требовалось какое-то лекарство для лечения, а врач приезжал в Амгу только раз в месяц. Но, поскольку Яша считал себя здоровым, советовать ему обратиться к доктору было бесполезно. Поэтому друзья договорились, что, когда доктор приедет, князь Гайтемуров проведет его по улице как бы случайно мимо нашего дома, а я выйду навстречу, поприветствую их и приглашу на чай. Все прошло гладко. Доктор познакомился с Яшей и сразу же обратил внимание на его бледность и воспаленные глаза.

– Вас что-то беспокоит? – спросил он Яшу. – У вас, кажется, лихорадка. Дайте-ка я вас осмотрю.

В результате доктор дал заключение, что Яше необходимо лечь в больницу. Яша, конечно, над этим посмеялся. По секрету доктор сообщил князю Гайтемурову, что нервы у Яши совершенно расстроены и что жить с ним небезопасно, так как он может убить из-за пустяка. Доктор настаивал на моем немедленном отъезде. Но я колебалась. Вскоре последовал новый скандал. Яша и впрямь предпринял еще одну попытку убить меня, но его остановили. Чаша была переполнена. Я решилась бежать.