Игорь Родин - Батальон смерти

– Да ничего я не сделал, – ответил им Половцев, удивившись виду разгневанных женщин.

– Верните нашего начальника! – кричали девчонки. – Верните немедленно. Она святая женщина. Всем сердцем переживает за нашу несчастную Россию. Мы не хотим иметь ничего общего с теми глупыми, своенравными бунтарками и не позволим распустить батальон. Батальон – это мы. Верните нашего начальника. Мы дали обещание соблюдать железную дисциплину и не станем выбирать никаких комитетов!

Мне доложили, что генерал Половцев не на шутку перепугался, окруженный толпой разъяренных и решительно настроенных женщин. Он отослал их обратно в институт, пообещав, что не станет расформировывать батальон и приедет туда сам в девять часов на следующее утро. Я возвратилась в казармы и нашла там все в идеальном порядке. Казалось, девушки всем сердцем хотели успокоить своего начальника, – так соблюдали тишину, что даже ходили на цыпочках.

Утром все пошло как обычно: подъем, молитва, завтрак, военные занятия. В девять часов утра мне доложили, что прибыли генерал Половцев, адъютант Керенского, капитан Дементьев и несколько высокопоставленных дам-патронесс. Я быстро построила солдат. Генерал поприветствовал девушек, и они ответили как положено. Он поздоровался со мной за руку и приказал распустить девушек, потому что хотел обсудить некоторые вопросы.

Ведя именитых гостей в дом, я размышляла, что бы все это могло значить. Если они явились уговаривать меня создать комитет, тогда мне придется очень трудно, но я все равно не дам своего согласия.

Я не ошиблась. Генерал привез с собой всех моих патронесс, чтобы они помогли ему сломить мое упрямство. Он тут же начал горячо убеждать меня в необходимости считаться с общим положением о введении в армии системы комитетов, приводя уже знакомые мне доводы, но я не поддавалась. В конце концов он разозлился.

– Скажите, вы солдат? – задал он мне тот же вопрос, что и Керенский.

– Так точно, господин генерал!

– Тогда почему не подчиняетесь приказам?

– Потому что они идут против интересов страны. Комитеты – это чума. Они разрушили нашу армию, – ответила я.

– Но ведь это делается по установленному в стране закону, – доказывал он.

– Да, но это пагубный закон, выдуманный для того, чтобы разрушить фронт во время войны.

– Ну хорошо. Прошу вас сделать это формы ради, – продолжал он уже совершенно другим тоном, по-видимому поняв справедливость моих слов. – Все мои армейские комитеты начинают интересоваться вами. Спрашивают, кто такая Бочкарева и почему ей разрешают командовать без комитета. Так сделайте это хотя бы формально. Ваши девушки так преданы вам, что, какой бы комитет они ни выбрали, он не будет вам серьезной помехой. И в то же время это избавит нас от неприятностей.

Тут меня окружили женщины-патронессы и начали просить и всячески уговаривать, чтобы я согласилась. Некоторые плакали, другие обнимали. Все это действовало мне на нервы. Ничто не могло разозлить меня так, как лесть. Я распалилась, совершенно потеряла контроль над собой, впала в истерику.

– Все вы мошенники! Вы хотите погубить страну! Убирайтесь отсюда! – завизжала я как сумасшедшая.

– Молчать! Как вы смеете вести себя так в присутствии генерала? Я вас расстреляю! – закричал на меня Половцев, трясясь от гнева.

– Ну, давайте! Стреляйте! Стреляйте! – завопила я, рывком расстегивая шинель и тыча себя в грудь. – Убейте меня!

Генерал развел руками, сердито бормоча себе под нос:

– Что за черт! Это не женщина, а дьявол! С ней ничего нельзя поделать.

И в сопровождении разношерстной свиты генерал удалился. А на следующее утро от генерала Половцева пришла телеграмма, уведомлявшая, что мне разрешено продолжать командовать батальоном без комитета солдатских депутатов.

Так закончился скандал, вызванный бунтом в батальоне и чуть не погубивший все дело. Пришлось выдержать нелегкий бой, но отступать я не собиралась, ибо была убеждена в своей правоте.

Дальнейшие события полностью подтвердили справедливость моих опасений. Русская армия, некогда самая мощная в мире, была разрушена в течение нескольких месяцев системой комитетов солдатских депутатов. Еще в окопах я доподлинно узнала, каким проклятием для армии становились комитеты, мне почти сразу стал понятен зловещий смысл их деятельности. Было ясно, что главная особенность в работе комитетов – это бесконечная говорильня, и ничего другого. Немцы целыми днями занимались в окопах какой-то работой, а наши ребята болтали. А я всегда считала, что главное на войне – активные действия и только они принесут победу.

В то утро, когда пришла телеграмма от генерала Половцева, мы получили знамя, на котором красовалась примерно такая надпись: «Да здравствует Временное правительство! Все, кто может, в наступление! Вперед, храбрые женщины! На защиту истекающего кровью Отечества!»

Под этим знаменем нам надлежало участвовать в демонстрации, организованной в ответ на манифестацию большевиков, назначенную на тот же день. С нами должны были идти и инвалиды войны. Порядок шествия мы обсудили с их руководителем, встретившись на Морской.

В воздухе витали тревожные слухи. Комендант дома инвалидов предоставил в мое распоряжение пятьдесят револьверов. Я распределила их среди инструкторов и других офицеров, оставив пару для себя.

Во главе Батальона смерти должны были идти офицеры Волынского полка, так как половина личного состава их части отказалась участвовать в антибольшевистской демонстрации. Хотя стоял еще только июнь месяц, полк уже был заражен большевистскими идеями.

Марсово поле, куда мы направлялись, находилось примерно в пяти верстах от наших казарм. На всем пути следования огромные толпы людей приветствовали нас и инвалидов, а их было около пятисот. Многие женщины из числа собравшихся на тротуарах плакали. Они жалели девушек, которых вели якобы на стычку с большевиками. То и дело слышалось:

– Сегодня что-то должно случиться…

Когда мы подошли к Марсову полю, где проходила манифестация большевиков, я приказала своим солдатам остановиться и минут пятнадцать посидеть и отдохнуть.

– Стройся! – скомандовала я, когда отведенное на отдых время истекло.

Мы все нервничали, как перед наступлением. Я проинструктировала девушек держаться подле меня, не вступать ни с кем в пререкания, не поддаваться ни на какие провокации и не срываться на бег во избежание паники. Все они твердо обещали выполнять мои наставления.

До начала демонстрации капитан из дома инвалидов, несколько подчиненных ему офицеров и мои инструкторы настаивали на том, чтобы идти во главе демонстрации рядом со мной. Я возражала, потому что хотела показать большевикам, что не боюсь их, но они упрашивали меня, и в конце концов я согласилась.