Игорь Родин - Батальон смерти

В батальоне меня встретили восторженно. Я доложила командиру корпуса о прибытии и была приглашена на обед в штаб. Офицеры интересовались событиями, происходящими в тылу. Я, конечно, не стала подробно рассказывать о ссоре между премьер-министром и главнокомандующим, но все же в целом дала понять, что разногласия между ними усиливаются.

К концу обеда нам сообщили, что прибыл председатель корпусного комитета и хочет встретиться с командиром корпуса по какому-то важному делу. Оказалось, что в семь вечера надлежало сменить подразделения корпуса, находившиеся на передовой, и был отдан приказ резервным частям, дислоцированным в нескольких верстах в тыловой зоне, выдвинуться на переднюю линию в пять утра. Однако, несмотря на приказ, они не двинулись с места. Теперь председатель пришел объяснить причину задержки. Это был патриотически настроенный, толковый солдат. Генерал предложил ему сесть и рассказать обо всем.

– Прохвосты! – сказал он о тех, кто выбрал его своим лидером. – Они не хотят идти на передовую: все утро митингуют и отказываются сменить своих же товарищей.

Мы все были потрясены. Генерал разволновался.

– Что за черт! – со злостью воскликнул он. – Неслыханное дело! Если солдаты отказываются идти на передовую, на смену тем, кто сменил их пару недель назад, то какой смысл дальше оставаться на фронте и делать вид, что воюем? Это же фарс! Нечего тут оставаться. Пусть все бросают оружие и отправляются по домам. А правительство будет избавлено от необходимости сохранять видимость наличия армии. Негодяи! Расстрелять бы нескольких из них – остальные сразу бы вспомнили о своем долге! В семь часов окопы могут оказаться пустыми. Идите и передайте им, что я приказал выступать на передовую немедленно!

Председатель комитета вернулся в казармы и сообщил солдатам, что командир корпуса приказал под угрозой расстрела идти в окопы. Это взбесило солдат.

– Ага! Он грозится расстрелом! – закричал один.

– Он за старые порядки! – поддержал его другой.

– Он хочет муштровать нас, как в царской армии! – орали некоторые.

– Мерзавец он! – сказал кто-то.

– Убить его надо! А то он изведет нас муштрой! – гудели солдаты, распаляя себя до предела.

Тем временем с передовой пришло сообщение: солдаты в окопах устроили митинг и приняли решение оставить позиции в семь часов вечера. Генерал оказался в крайне затруднительном положении. Опасаясь, что его участок фронта окажется полностью открытым для противника, он позвонил в расположение резерва, чтобы узнать у председателя комитета, как там идут дела.

И тут генерал вдруг побледнел, уронил трубку телефона и сказал:

– Они хотят убить меня.

Начальник штаба Костяев схватил трубку и срывающимся голосом спросил, что там происходит. Я вместе с ним услышала ответ:

– Они настроены очень враждебно. В общем, взбунтовались и грозят расправиться с генералом. Волнения усиливаются, а некоторые солдаты уже направились к штабу.

Голос председателя комитета на другом конце провода звучал весьма тревожно. Когда его спросили, что мог бы сделать генерал, чтобы успокоить бунтовщиков, он ответил, что члены комитета с большим уважением относятся к генералу и пытались погасить накалившиеся страсти, но безуспешно.

Через несколько минут в здание штаба вбежали несколько офицеров и солдат. Они были страшно возбуждены.

– Генерал, если вы сейчас же не скроетесь, вам конец! – сказал один из них.

Следом ворвался полковник Белоногов, человек благородной души, которого солдаты обожали. Он принес те же вести и умолял генерала скрыться. Я поддержала его, упрашивая командира укрыться где-нибудь, пока не стихнет эта буря. Но генерал отказался.

– Мне прятаться?! – воскликнул он. – Что я сделал не так? Пусть приходят и убивают! Я только исполнял свой долг.

Он ушел в свой кабинет и заперся там. А толпа подходила все ближе и ближе. Все присутствовавшие были смертельно бледны. Каждую минуту кто-нибудь вбегал в дом запыхавшись и с ужасом извещал о надвигающейся буре. Наконец волна разбушевавшихся солдат докатилась до штаба. Слышались крики и вопли. На какую-то секунду все мы замерли в тревоге. Но тут полковник Белоногов заявил, что выйдет к солдатам и попытается их урезонить. У полковника был тихий голос и доброе сердце. Он никогда не допускал фамильярности даже в обращении со своим ординарцем. Когда он однажды подал рапорт о переводе в другую часть, солдаты упросили начальство не отпускать его.

Одним словом, полковник был замечательным человеком. Без сомнения, во всем корпусе не нашлось бы другого офицера, который взял бы на себя задачу утихомирить возбужденную толпу. Белоногов вышел на крыльцо и спокойно посмотрел на все больше разраставшуюся толпу солдат.

– Где генерал? Где он? Мы прикончим его! – гудела одичавшая толпа.

– Ребята, ну что вы делаете? – начал полковник. – Образумьтесь и вспомните о своем долге. Ведь вам приказали сменить ваших же товарищей, таких же солдат, как и вы. Вы же понимаете, что это вполне справедливо. Генерал просто хотел, чтобы вы сменили ваших собратьев.

– Но он грозился расстрелять нас! – прервали его солдаты.

– Да вы не совсем поняли. Он сказал вообще, чтобы добиться повиновения, надо расстреливать…

– Расстреливать! – сотни солдат подхватили последнее слово, не вникая в смысл сказанного.

– Расстреливать! Ага, он хочет нас расстрелять! Он сам за старый режим, за старые порядки!

Кричали уже тысячи, не давая побледневшему полковнику возможности объясниться.

– Убить его! Показать ему, что такое расстрел! – неистовствовала толпа, в то время как оратор тщетно пытался повысить голос, чтобы быть услышанным.

Внезапно кто-то выбил из-под ног полковника табурет, на который он взобрался. В следующую секунду сотня солдат обрушилась и безжалостно растоптала тяжелыми сапогами этого благородного человека. Расправа была ужасной, невероятной по своей жестокости. Несколько тысяч человек превратились в зверей. В их глазах была жажда крови. Покачиваясь, словно пьяные, они вышибали последние признаки жизни из своей жертвы, топча уже безжизненное тело в припадке бешенства.

Жажда крови у взбесившейся толпы все росла. Офицеры понимали, что дорога каждая секунда. Костяев видел единственный путь спасения для нас в бегстве через окна в задней части дома.

– Я выйду к ним, – заявила я неожиданно для всех.

Оставшиеся в доме офицеры подумали, наверное, что я сошла с ума, и пытались отговорить меня.

– Белоногов был кумиром для своего полка, и смотрите, что́ с ним сделали. Идти туда – это верная смерть, – предостерегали они.