Вадим Вацуро - Статьи разных лет

Нет никаких сомнений в том, что в выборе источника для своих стилизации Вельтман опирался и на соображения филологического порядка. Он ориентировался на язык Кирилла и Мефодия и славянских законоучителей времени Симеона. Однако было бы странно, если бы он не попытался расширить круг литературных и языковых ассоциаций, пользуясь тем фольклорным материалом, который уже имелся в его распоряжении. Действительно, уже в первые главы повести он вводит имитацию плача по царю Петру, со строками-лейтмотивами: «Ой, горе, горе, великая тужба!», «Ой, враны-гавраны поднялися с гнезд…» Эти двуязычные тавтологические сочетания (скорее русско-сербские, нежели русско-болгарские), метафорические обозначения («орел», «ворон»), постоянные эпитеты («белое тело») были для него стилизацией условно-фольклорной стихии в целом. Самый же плач он не стилизует, а почти без изменений переносит из Краледворской рукописи:

Это почти точный перевод «Оленя», по-видимому, первый стихотворный перевод песни на русский язык [230] Ср. более поздний перевод этой песни Н. Бергом (Краледворская рукопись. Собрание древних чешских эпических и лирических песень. Пер. Н. Берг. М., 1846. С. 52–53). .

По-видимому, не случайно Вельтман останавливает свой выбор на таком типе эпического описания, который в наибольшей мере напоминает гомеровский эпос. Параллели между сербскими юнацкими песнями и «Илиадой» стали в это время общим местом в фольклористике, и не без оснований; современные исследователи также неоднократно обращали внимание на сходство — как раз в изображении гибели героев [231] См., например: Ћурић В. Српскохрватска народна епика. Сараjево, 1955. С. 134. . Об этом писал и Венелин; расширяя эту параллель, он находил «гомеризм» и в болгарских песнях [232] Венелин Ю. О характере народных песен у славян задунайских. М., 1835. С. 82; Арнаудов М. Априлов. С. 378–379. . Для Вельтмана здесь лежит один из признаков фольклорного стиля, в том числе и общеславянского, — и ему нужен пример такого стиля в наиболее «чистом» его виде. Он не мог в 1843 г. сомневаться в подлинности Краледворской рукописи, но он знал, конечно, что имеет дело не с болгарским и не с близким сербским, а с чешским фольклором. Но национальные грани стирались в его художественном сознании. Он создавал некую общую модель «славянского героического эпоса».

Вельтман поступал со своими литературными источниками так же, как с историческими: свободно контаминируя материал во имя общей социальной и художественной идеи. Материал этот был разнороден, и ему не удавалось добиться художественного единства. Быть может, ярче всего это сказалось на том образе «Райны», который явился наиболее существенным достижением писателя и который первоначально должен был стать в повести центральным. К этому образу — Вояна — мы и переходим. Он должен быть рассмотрен вместе с творческой эволюцией замысла.

2. Воян

В бумагах Вельтмана сохранились два плана будущей повести.

Один из них, без заглавия, подробно излагает содержание первых сцен, имеющих некоторые важные отличия от печатного текста. Второй план охватывает содержание повести целиком и также отклоняется от известной нам печатной редакции. Датировать эти планы точно мы не можем; существенно, однако, что они принадлежат к ранней стадии (или стадиям) формирования замысла. Второй план, озаглавленный «Содержание повести „Баян“», содержит историческую экспозицию, Vorgeschichte повествования, набросанную на отдельном листе:

У Симеона, болгар<���ского> короля, были от первой жены дети: Михаил и Боян. Михаил пострижен; а Боян был волшебник, мог человека в волка и в другого зверя превращ<���ать>. От второго брака, от сестры Георгия Сурсувула, были Петр, Иоанн и Михаил.

Покуда Симеон был в живых, все окрест<���ные> народы боялись его как сильного борца и грозного короля; но когда умер — на Болгар<���ию> восстали турки (венгры), сербы, хорваты (раазы) и греки.

Петр начал войну с греками, но кончил миром и союзом с дочерью Христофора Кесаря (Роксана) [233] Сверху вписано: внуки. Марией (в крещ<���ении> Ирина).

Братья Петра из зависти начали ковы строить. Они брата Иоанна посад<���или> в темницу, а сообщников убили; греческ<���ий> (см. Раича, кн. II, с. 490) царь Лакапен способ<���ствовал> убежать ему из темницы и увез в Конс<���тантинополь>, где женил на армянке.

Михаил также восстал на брата, но с своими единомышленниками принужд<���ен> был бежать в Грецию, коей и передался (но вскоре умер).

По смерти Ирины, жены Петра, мир с грек<���ами> продолжался: два сына Петра Борис и Роман были в залоге у имп<���ератора> Ники-фора.

NB. После Лакапена возвед<���ен> на визант<���ийский> прест<���ол> Никифор Фока в 963 году. В 4-е лето царств<���ования> в июне он требовал от Петра, чтоб он войско турков (венг<���ров>) не пропускал чрез Дунай, но он не обратил на это внимания; почему Фока послал Калокира, сына херс<���онского> князя, назнач<���енного> патрикием, к Святославу, вызывать на войну с Булг<���арией>.

Когда Русь пришла в Болг<���арию>, Петр умер, правили два сына Петра, Борис и Роман; они взяты были в плен.

В это время Фока умер, восш<���ел> на прес<���тол> греч<���еский> Иоанн Цимисхий; Калокир обещал Святославу утверд<���ить> за ним Болгарию, если он согласится способст<���вовать> ему занять престол гречес<���кий>.

Певец Баян оплакивает падение родины:

Действу<���ют?>.

Баян — сын Симеона от первой жены, славянки.

Мать Баяна.

Эта экспозиция почти целиком соответствует историческим данным [234] О событиях 927–930 гг., о которых идет речь в плане, см.: 3латарски В. История на българската държава… Гл. V. , за одним существенным исключением, которое вместе с тем является и неким зерном замысла. Исключение касается сыновей Симеона. О них сообщали византийские хронисты, затем Дюканж и Раич, трудами которых пользовались и Вельтман, и Липранди. От первого брака Симеон имел только одного сына — Михаила; от второго — с сестрой вельможи Георгия Сурсувула — троих: Петра, Ивана и Вениамина, известного также под народным именем Бояна. Дюканж, а за ним Раич и Липранди говорили о двух Михаилах — от первого и второго брака; младшего Михаила, по их мнению, хронисты называли Вениамином [235] Historia Byzantina duplici commentario illustrata… auctore Carolo du Fresne Domino du Cange… Lutetiae Parisiorum… 1680. P. 313; История разных славянских народов наипаче болгар, хорватов и сербов, из тмы забвения изятая и во свет исторический произведенная Иоанном Раичем, архимандритом во Свято Архангельском монастыре Ковиле. Ч. I. В Виенне, 1794. С. 389 (далее — Раич); Липранди. Л. 19 об. — 20. . Эта версия отразилась в плане, где также названы два Михаила. В печатном тексте Вельтман от нее отказался, а впоследствии в примечании к переводу «Слова о полку Игореве» изложил ее, отметив вопросительным знаком как сомнительную [236] Слово об ополчении Игоря Святославича, князя Новгород-Северского, на половцев, в 1185 году. Изд. 2-е. А. Ф. Вельтмана. М., 1860. С. VI. . Дело, однако, было здесь не только — и даже не в первую очередь — в историческом критицизме. Уже из названия плана совершенно очевидно, что Боян мыслился в качестве героя повести. Его первородство — важный элемент замысла: он законный наследник престола. Пункт плана: «Баян — сын Симеона от первой жены, славянки» намечает второй существеннейший мотив, о котором нам пришлось уже говорить выше.