Павел Анненков - Жизнь и труды Пушкина. Лучшая биография поэта

В марте 1827 года умер в Петербурге Д. В. Веневитинов. Он именно принадлежал к тому кругу молодых людей, которые искали в науке и в строгих занятиях удовлетворения своему благородному стремлению к идеалу, добру и красоте. Вся его литературная деятельность проникнута этим стремлением, и он имел свою долю влияния на Пушкина, как почти каждая замечательная личность, встречавшаяся ему на пути. В порывах Веневитинова к истине, в его томительном желании полноты знания, даже в нравственном упадке сил, следующем за напряжением мысли и чувства, лежало много залогов будущности и развития… За несколько времени до смерти своей Веневитинов написал «Послание Пушкину», в котором призывал певца Байрона и Шенье воспеть великого германского старца, Гёте. Пушкин в превосходной сцене, созданной в это же время и названной им «Новая сцена между Фаустом и Мефистофелем», изменил отчасти образы германского поэта, но с замечательной силой, энергией поэзии. Есть предположение, что Гёте знал об этой сцене. Рассказывают, что он послал Пушкину поклон чрез одного русского путешественника и препроводил с ним в подарок собственное свое перо, которое, как мы слышали, многие видели в кабинете Пушкина, в богатом футляре, имевшем надпись: «Подарок Гёте».

Между тем с 1826 по 1829 год, в течение трех лет, Пушкин выдавал одно за другим новые свои произведения и перепечатывал старые. В 1826 г. изданы были стихотворения его в одной книжке, о которых мы уже говорили, и II глава «Онегина» (первая появилась в 1825 году); в следующем 1827 г. изданы III глава «Онегина» и «Цыганы»; затем 1828 г. видел появление IV, V и VI глав «Онегина» и новое издание «Руслана и Людмилы» с прологом и предисловием; наконец, в 1829 году перепечатан из «Северных цветов» «Граф Нулин» в одной книжке с повестью Е. Баратынского «Бал», явилась «Полтава», сделано второе издание первой главы «Онегина» и выдано новое собрание стихотворений в двух книжках. Все это, при сотрудничестве в «Московском вестнике» и «Северных цветах», приносило Пушкину способы на роскошное существование, но деньги исчезали в руках его прежде, чем он мог сделать из них употребление… Первое появившееся собрание его стихотворений 1826 г. перешло через несколько рук, проданное или уступленное им, пока не возвратилось опять к одному из друзей поэта, преимущественно занимавшемуся его интересами.

Несколько подробностей об этом издании покажут убедительным образом, что добродушная ветреность его не раз вредила всем его расчетам и надеждам на несомненные выгоды.

Прежде чем П. А. Плетнев и отчасти брат поэта Л. С. Пушкин приступили в 1825 году к собранию стихотворений, долженствовавших войти в новое издание, оно уже наперед и в разные времена обещано было трем лицам, именно Н. И. Г[неди]чу, Я. Н. Т[олст]ому и Н. В. Все[воложск]ому. Всех больше прав, кажется, имел последний, выдавший Пушкину еще в 1820 году 1000 руб. вперед за издание до будущих окончательных расчетов. Требования первого кандидата на издание Пушкин отстранил очень решительно в письме из Одессы от 12 января 1824 г., к Б[естужеву]. «Гнедич, — говорит он в нем, — шутит со мной шутки в другом роде. Он разгласил, будто бы все новые стихи, обещанные мною Т[олсто]му, проданы уже ему, Г[неди]чу. Т[олсто]й написал мне письмо пресухое, в котором он справедливо жалуется на мое легкомыслие, отказался от издания моих стихотворений, уехал в Париж, и мне об нем нет ни слуху ни духу. Он переписывается с тобою в «Сыне отечества»; напиши ему слово обо мне, оправдай меня в его глазах да пришли его адрес. Повторяю тебе в последний раз мои пени и просьбы и обнимаю тебя sans rancune [120]и с благодарностью за все остальное…» Мы видим, что Я. Н. Т[олст]ому были обещаны все новые стихи; но из другого письма Пушкина к тому же лицу (Кишинев, 1823) оказывается, что в это же время настоящий покупщик, Н. В. Всеволожский, сохранял все свои права, да была еще, кроме того, отдельная подписка на них, что уже требовало двух разных изданий. Путаница еще увеличивается, когда из того же письма видим, что Т[олст]ой предлагал четвертого или пятого покупщика, князя Л[обано]ва, которому Пушкин тоже не вполне отказывает. Вот это любопытное письмо: «Милый Яков Николаевич. Приступаю тотчас к делу. Предложение князя Л[обано]ва льстит моему самолюбию, но требует с моей стороны некоторых объяснений. Я сперва хотел печатать мелкие свои сочинения по подписке, и было роздано уже 30 билетов; обстоятельства принудили меня продать свою рукопись Никите Все[воложско]му и самому отступиться от издания. Разумеется, что за розданные билеты я должен заплатить, и это первое условие. Во-вторых, признаюсь тебе, что в числе моих стихотворений иные должны быть выключены, многие переправлены, для всех должен быть сделан новый порядок, и потому мне необходимо нужно пересмотреть свою рукопись. Третье: в последние три года я написал много нового. Благодарность требует, чтоб я все переслал князю Александру, но (цензура, цензура), милый друг! Подождем еще два, три месяца. Как знать? Может быть, к новому году мы свидимся, и тогда дело пойдет на лад. Покамест прими мои сердечные благодаренья: ты один из всех моих товарищей, минутных друзей минутной младости, вспомнил обо мне. Кстати или некстати, два года и шесть месяцев никто ни строки, ни слова:

После этого уклончивого письма в прозе и стихах обстоятельства переменились. Н. И. Г[неди]ч был отстранен от издания, Я. Н. Т[олст]ой сам отказался от него; оставался Н. В. Всеволожский и 30 подписчиков. В отношении первого Пушкин опять пишет к Б[естужеву] из Одессы от 24 июня 1824 г.: «Кончу дружеской комиссией. Постарайся видеть Н. Все[воложско]го, лучшего из минувших друзей моей минутной молодости. Напомни этому милому… эгоисту, что существует некто А. Пушкин, такой же эгоист и приятный стихотворец. Оный Пушкин продал ему когда-то собрание своих стихотворений за 1000 руб. ассигнациями. Ныне за ту же цену хочет у него купить их. Согласится ли Аристип В[севолодович]? Я бы в придачу предложил ему дружбу, mats il Га depuis longtemps, d’ailleurs cela ne fait que 1000 roubles. [121]Покажи ему мое письмо». Совсем другой тон является в письме Пушкина к брату из Кишинева от 4 сентября 1823 г. о том же предмете. Вот с какой заботливостию выражается он, когда говорит от сердца и, что называется, с глазу на глаз: «Теперь, моя радость, поговорю о себе. Явись от меня к Н. Все[воложско]му — и скажи ему, чтоб он, ради Христа, погодил продавать мои стихотворения до будущего года. Если же они проданы, явись с той же просьбой к покупщику. Ветреность моя и ветреность моих товарищей наделала мне беды. Около 40 билетов розданы. Само по себе разумеется, что за них я буду должен заплатить. В послании «К Овидию» перемени таким образом: