Михаил Армалинский - Максимализмы (сборник)

Поэтому фраза: «Ему досталась “львиная доля”», означает не только количественное, но и качественное везенье.

Суть любого закона – это запрет. Любой запрет – искусственен в том смысле, что человек вздумал самовольно противоречить природе, прикрываясь якобы волей бога. Природе эти ограничения чужды. Другими словами, ограничения, вводимые человеком – абсурдны. В то же время абсурд является признаком, знаком веры, которая, в свою очередь, имеет ореол святости. Получается, что всякий запрет – свят. И на человеческие законы начинают молиться, как на бога. То есть запрет и впрямь становится божествен благодаря своей абсурдности.

Даже не вообразить эти миллиарды людей, занимающихся мастурбацией!

Какие океаны спермы выливается напрасно, в то время, когда неисчисляемые миллионы женщин (и мужчин) мечтают, чтобы она попала в них.

Сколько женщин натирают мозоли на клиторе и долбают себя резиновыми хуями, тогда как рядом бродят толпы мужчин (и женщин), которые были бы счастливы их вылизать и выебать.

Причём мастурбанты – это вовсе не уродцы или калеки, которым не добыть пизды или хуя, а нормальные и даже весьма привлекательные и даже красивые люди – все люди.

Да взять хотя бы бесчисленные своры подростков, дрочащих по нескольку раз в день, и девушек, мечтающих о вечной верности рыцарю на белом коне под очередной пальцевый оргазм.

Главный критерий гуманности общества – это исчезновение нужды в мастурбации, а наличие всегда рядом жадных живых отверстий, в которые будет изливаться сперма, и также жаждущих стоячих хуёв, наполняющих голодные засасывающие дыры, и языков, зализывающих торчащие клиторы и хуи.

А до тех пор общество издевательски торжествует над личностью, принуждая её к одиночеству, транжиря мужское семя и женские соки.

Я только тогда пинту, когда я счастлив. Тогда, глубинно осознавая это, я привередничаю и пишу о том, что я несчастлив. Когда же я действительно несчастлив, тогда мне не до писания.

На день рождения дарят подарки, часто сюрпризом.

На день смерти тебе тоже подарят – сюрприз инобытия.

Давно уже сравнивают мужское увлечение автомобилями с мужским увлечением женщинами. Более того, уподобляют саму автомашину женщине: мужчина, мол, её любит, холит, ухаживает и ездит на ней. Многим мужчинам, мол, машина важнее женщины, а часто и заменяет её. Вот я и подумал, что же так привлекательно в автомобиле для мужчины? Тут можно говорить об эстетике линий, о мягких сидениях, о запахе новой машины и пр. Но мне кажется, самое главное то, что для мужчины машина представляется как образ идеальной женщины – это возможность в любой момент остановить двигатель, повернув и вытащив ключ. С женщиной ничего не останавливается – повернул и вытащил хуй, а она продолжает на тебя притязать или требовать внимания, или ещё чего – и её мотор никогда не останавливается, даже во время сна. Автомобиль же используешь сколько хочешь, ездишь с любой скоростью, он тебе бесприкословно подчиняется, а потом ты загоняешь машину в гараж, и она к тебе не пристаёт, а молча и неподвижно ждёт, когда ты её захочешь снова. Вот она мечта, недостижимая в женщине, но воплощённая в машине!

В День Валентина она, как и в прошлом году, прислала открытку. Внизу была подпись: Love, X. Но слово Love было написано с таким нежеланием: L почти прописное, v и e слились, а о сплюснуто почти до 1. Я вытащил прошлогоднюю открытку, где она чёткими большими буквами написала LOVE – и тут я понял, что она разлюбила меня.

«Давно пора», – подумал я, никогда не посылавший ей открыток.

Когда я узнал, что она забеременела и притом двойней, я вытащил две оплодотворённые яйцеклетки и сделал яичницу-глазунью. Женщина – кура, человек – птица.

Я довёл до совершенства старую русскую пословицу:

Не руби сук, на котором сидишь,

а еби сук, на которых лежишь.

Чем не шедевр?

Отношение общества к индивидуумам прекрасно описывается указанием Юлия Цезаря: разделяй и властвуй. Самое фундаментальное разделение между людьми – это разделение по признаку пола. Чем тоталитарнее общество, тем более нетерпимо оно к попыткам перехода этой границы между полами. Ибо если эту границу перейти, то общество потеряет один из основных рычагов власти – власти над удовлетворением сексуальной потребности людей. Вот почему гомосексуалисты, гермафродиты, трансвестисты, бисексуалы являются объектами наибольшей нетерпимости.

Уж какие только стены ни возведены между мужчинами и женщинами: и раздельные туалеты и раздельные спальни, и общежития, и места в молельных домах, и монастыри – везде насаждается рознь между мужчинами и женщинами, чтобы предотвратить или усложнить сексуальные контакты между ними.

А тут ко гневу общества являются гомосексуалисты, как мужчины, так и женщины, которые всегда могут быть незаметно и легально вместе, и благодаря своей однополости легко обходить все надолбы, которые стоят на пути совокупления разнополых людей. Все общественные препоны сметаются одним движением к однополым гениталиям и начинается удовлетворение похоти, следить за которым обществу практически невозможно. Но допускать лёгкое сексуальное удовлетворение – самоубийственно для общества. Сексуально удовлетворённые люди не могут быть хорошими бойцами, а значит они всегда проиграют варварам из тоталитарного общества.

Так что вся «моральность» борьбы с гомосексуализмом состоит в поддержании нерушимых границ между полами, что обеспечивает высокий уровень неудовлетворённости (читай, боеспособности) населения.

А потому стремление ко всеобщей демократии на Земле, борьба с тоталитаризмом есть ни что иное, как стремление к уничтожению внешних врагов, чтобы все страны на Земле были дружественны друг к другу. При таких условиях необходимость в боеспособности будет минимальной, а значит и сексуальные ограничения повсюду станут всё меньше и меньше, и, следовательно, граница между мужчинами и женщинами не будет так отчаянно охраняться. Другими словами, стремление к демократическим свободам, терпимости есть стремление к упрощению добычи сексуальных наслаждений. Однако эта утопическая идея не перестаёт успешно атаковаться тут и там возникающими диктаторскими режимами. И если когда-то в России говорилось «у нас секса нет», то теперь иранский главный мудозвон провозгласил: «у нас гомосексуализма нет».