Михаил Армалинский - Аромат грязного белья (сборник)

А я расхаживал с плакатом по лестнице Миннесотского Капитолия и тоже пытался помочь как мог дорогому президенту (см. http:// www.mipco.com/win/DemoClinton.html).

Однако самая громкая издёвка, которая послужила причиной для основополагающего решения Верховного суда США о свободе слова, была над религиозным лидером баптистов, проповедником и основателем общества Моральное большинство Джерри Фалвелом (Jerry Falwell).

В 1983 году в самых крупных журналах Америки шла кампания по рекламе итальянского ликёра Campari. Каждая реклама состояла из фотографии какой-либо знаменитости и её восхищённого отзыва об этом напитке. Причём всё подавалось в виде рассказа этой знаменитости о том, как ощущения от Кампари становятся лучше после первой пробы. В этом была умышленная двусмысленность: мол, ситуация с Кампари подобна сексу, который после первого раза становится всё лучше и лучше.

Флинт напечатал в Хастлере пародию на эту рекламу, где в качестве знаменитости он использовал Джерри Фалвела. Однако всякая двусмысленность была убрана, текст был звонко лобовой и подан в виде интервью:

Фалвел: Мой первый раз произошёл в городке Линчбург, в штате Вирджиния, в уборной во дворе.

Интервьюер: Не было ли там тесновато?

Ф.: Нет, ничего. После того, как я выгнал оттуда козу.

И.: Понятно, но расскажите об этом подробнее.

Ф.: Я, вообще говоря, не представлял, что буду этим заниматься с мамой, но после того, как она повеселилась со всеми ребятами в городе, я подумал: «А хули, чёрт её возьми?»

И.: С Вашей мамой? Это несколько странно, не правда ли?

Ф.: Вовсе нет. Внешность женщины для меня не имеет особого значения.

И.: Продолжайте.

Ф.: Мы по-божески нажрались Кампари , смешанным с имбирным пивом и содовой, – эта смесь называется «Огонь и сера». Да и мама выглядела получше, чем баптистская блядь, жертвующая нам сто долларов.

И.: Кампари , в сральнике, с матерью… интересно. Ну и как всё получилось?

Ф.: Кампари был прекрасный, но мама отключилась, так что я не смог кончить.

И.: А вы потом пробовали снова?

Ф.: Конечно… много раз. Но не в сортире, а то там мама, дерьмо, а мухи так вообще делали всё невыносимым.

И.: Я имел в виду, пробовали ли Вы снова Кампари ?

Ф.: О да – я всегда поддаю, перед тем как забраться на амвон. Уж не думаете ли Вы, что я могу пороть эту чушь на трезвую голову?

Под этой рекламой мелким шрифтом было напечатано:

Пародия на рекламу – не принимать всерьёз.

Узнав об этой публикации, Фалвел забыл о христианском всепрощении и о подставлении щёк и не только принял рекламу всерьёз, а буквально озверел. (Назови Флинт в своей пародии Фалвела обманщиком, подлецом, убийцей, тот бы так не оскорбился. Самым сильным оскорблением является сексуальное.) Фалвел подал в суд на Хастлер и Флинта, требуя 45 миллионов. Фалвел разослал тысячам своих прихожан письмо с просьбой о пожертвовании для «защиты чести своей матери», которая к тому времени уже умерла. Причём для вящей убедительности в ужасности оскорбления он включил в письмо копию этой пародии. Правда, в копии Фалвел вымарал восемь неприличных слов.

За месяц ему наслали 700 000 долларов. Примечательно, что ради добычи денег Фалвел ознакомил с оскорбительным для памяти его матери произведением огромное количество людей, которые бы никогда без этой доставленной рекламы и не узнали бы об этом оскорблении.

Когда Флинт узнал о количестве пожертвований, присланных Фалвелу, он подал на него в суд за нарушение копирайта – использование его пародии без разрешения и зарабатывание на ней денег. Это дело Флинт, увы, проиграл.

Весьма показателен для знаменосца христианской морали Фалвела тот факт, что адвоката он нанял – Грутмана (Grutman), который не только пользовался репутацией самого беспринципного и бесчестного среди самых знаменитых адвокатов, но, который ранее защищал журнал Пентхаус и в процессе защиты издевательски отзывался о самом Фалвеле. Так что Фалвел решил клином клин вышибать, позабыв об этике и христианских добродетелях ради победы. Цель у него явно оправдывала все средства. Деньги, присланные прихожанами на борьбу с порнографом Флинтом, пошли в карман адвокату, защищавшему порнографа Гуччионе, владельца Пентхауса. Очень получилось мило.

Несколькими годами раньше Фалвел проиграл суд Пентхаусу , и адвокатом Пентхауса был Грутман, который размазал Фалвела по стенке. А дело состояло в том, что Фалвел дал интервью двум независимым журналистам, причём не подписал с ними никакого контракта, который бы ограничивал, где это интервью может быть опубликовано. А эти журналисты взяли и продали его в Пентхаус. Фалвел не отрицал сути своего интервью и точности его изложения, а просто испугался, что появление интервью в порнографическом журнале может дискредитировать Фалвела и его паству, создав впечатление, что он поощряет этот журнал. А ведь чуть раньше Фалвел резко критиковал президента Картера за то, что тот дал интервью Плейбою , а теперь сам Фалвел оказался в ещё худшем положении. Суд решил, что раз никакого ограничивающего контракта между Фалвелом и журналистами не было подписано, то журналисты имели право продать интервью с известным в обществе человеком любому изданию, которое им больше заплатит. И вот измордованный Грутманом Фалвел нанял этого адвоката для своей защиты против Флинта.

Кстати, в 1979 году Грутман выиграл ещё одно дело для Пентхауса , когда в нём была опубликована карикатурная история о том, как Мисс Вайоминг (Wyoming – штат в США) отсасывает одному из членов футбольной команды, который благодаря обретённой способности к левитации поднимается в воздух после того, как извергает семя. Мисс Вайоминг, осознавшая свою власть, мечтает сделать минет всему ЦК КПСС, маршалу Тито и Фиделю Кастро, чтобы таким образом послужить делу мира. Настоящая Мисс Вайоминг вознегодовала и подала в суд за оскорбление личности и… величественно просрала.

И вот после таких разительных примеров у Фалвела хватило ума снова по тому же поводу обратиться в суд, но теперь он считал, что с таким адвокатом, как Грутман, он сможет выиграть.

Стратегия Фалвела и его адвоката Грутмана была построена на эмоциях: мол, такие ужасти и гадости, что были напечатаны в Хастлере , не должны охраняться поправкой о свободе слова, и что, мол, именно здесь надо провести черту. Однако, где «здесь», определить было невозможно.

Сторона Флинта считала, что, когда речь бледна, скучна и обыденна, защищать её проще простого. Но когда речь становится оскорбительной, резкой, ужасающей, именно тогда она начинает нуждаться в защите. И в этом состоит суть истинной свободы слова, даже самого из ряда вон выходящего.