Сергей Смирнов - Роман с разведкой. Интернет-расследование

Когда Судоплатов и Эйтингон был реабилитированы, отнюдь не все встретили этот акт с одобрением. И для этого, несомненно, были и есть серьёзные основания. Но они, скорее, морального свойства. Увы, но политический терроризм был и остаётся орудием государственной политики и сегодня. В том числе и в руках руководителей государств, считающихся «образцами демократии». Достаточно вспомнить США и Израиль. А так как никаким общепризнанным международным или хотя бы российским юридическим актом сталинский режим не был признан преступным, то получается, что и Судоплатова в этом смысле преступником считать нельзя. Он просто выполнял приказы своих руководителей. Правильно и справедливо ли это — другой вопрос. И история здесь ещё не сказала последнего слова. Сам Павел Анатольевич был намного честнее многих, оправдывающих его сегодня. Потому что написал: «Сознательно или бессознательно, но мы позволили втянуть себя в работу колоссального механизма репрессий, масштабы которых ужасают меня. Каждый из нас обязан покаяться за страдания невинных».

Вечером того же дня, когда Владимир Кириллович и Сенявин пересекли границу, они были в Берне. Остановились в неприметной гостинице. Сенявин на всякий случай погулял по соседним улицам, посидел в кафе на углу, но слежки не заметил. Владимир позвонил тётке в Мадрид, ему даже не пришлось ни о чем её просить. Счастливая обретением племянника инфанта Беатриса задала всего несколько вопросов о событиях последних недель, когда между ними не было никакой связи, а потом попросила перезвонить ей через час, так как, сказала она, «ей надо поговорить с каудильо». А через час радостно сообщила, что завтра вечером в аэропорту Берна его будет ждать самолет, посланный самим Франко. Этой ночью впервые за многие месяцы Владимир Романов спал спокойно.

Утром он поехали в Национальный банк. Сенявин остался ждать великого князя в машине. Тот вышел через час с портфелем желтой кожи. Они пообедали в одном из ближайших ресторанчиков, портфель Владимир положил рядом с собой на пустующий стул. Дмитрий Львович как дисциплинированный офицер вопросов не задавал, говорили о покойной и безмятежной швейцарской жизни. Здесь было уже по-летнему жарко, разноцветными тюльпанами цвели магнолии. После обеда, забрав из гостиницы вещи, поехали в аэропорт. Когда они отъезжали от отеля, Сенявин заметил, что вслед за ними двинулись ещё два автомобиля, стоявших через две машины от их «ситроена». Сказал об этом Владимиру Кирилловичу. Тот, державший перед этим желтый портфель в руках, положил его на заднее сиденье. Их преследовали, практически не таясь. А на шоссе, ведущем в аэропорт, когда Сенявин попытался дать газа, два «мерседеса» без труда настигли их. Первый обогнал, а потом подрезал. Дмитрий Львович вдавил педаль тормоза и бросил машину влево, пытаясь уйти от столкновения. «Ситроен» замер, зажатый между двумя «мерседесами». На шоссе не было ни одной встречной машины. Да и сзади, как успел увидеть Сенявин в зеркало заднего вида, тоже никого не было. Из передней машины выскочили двое с пистолетами в руках. Один рывком открыв водительскую дверь, наставил свой «люггер» на него, а второй, вооружённый «парабеллумом», распахнул дверь справа и, ткнув оружием в сторону Владимира Кирилловича, отрывисто бросил на русском языке:

— Портфель, быстро.

Под дулом пистолета великий князь протянул руку назад, взял портфель и протянул его налётчику.

— Пожалуйста.

Тот, взяв его под мышку, попятился к своей машине, не опуская оружия. Только когда он скрылся в ней, такой же манёвр проделал и второй из нападавших. «Мерседесы» взревели и скрылись за поворотом петлявшего по горным склонам шоссе. Пассажиры «ситроена» с минуту сидели молча. Наконец, Владимир Кириллович коснулся рукой плеча Сенявина и, мучительно выдохнув, сказал:

— Поехали, Дмитрий Львович.

— А ведь даже не таятся, сволочи!

— Это они специально демонстрируют, за кем сила. Поехали, поехали господин полковник.

Через пару минут они увидели причину того, почему ими не попадалось встречных машин. Еще два черных «мерседеса» столкнулись, перегородив дорогу. Серьезных повреждений, правда, на них не было. За «мерседесами» виднелась вереница стоявших встречных автомобилей. Увидев «ситроен», водитель одной из аварийных машин сел за руль и сдал влево, пропуская Сенявина и Владимира Романова. Владимир Кириллович нервно хохотнул:

— Вот видите, какое нам внимание и почет. Сзади, я думаю, то же самое.

— Живы остались, и слава Богу, ваше высочество.

Владимир Кириллович промолчал и до самого аэропорта не проронил более ни слова. Там их встретили как важных гостей, пограничные формальности заняли всего несколько минут. И только когда они уже шли к самолёту по летному полю, великий князь вдруг сказал, обращаясь то ли к Сенявину, то ли к кому то еще, гораздо для него более важному:

— Ну что ж, Жеребков был прав, это не стоило таких нервов. С другой стороны, я вдруг из-за этакой глупости яснее увидел своё будущее. Посидел, почитал, подумал. Трезвый взгляд на вещи — вот что мне нужно для жизни. А эти бумаги — они им важнее. В том смысле, что они для них опаснее. Если, конечно, у них есть воображение. Пусть читают. Очень хорошо, что так получилось.

Сенявин не решился расспрашивать, а Владимир Кириллович, видимо, посчитал, что и так сказал достаточно. Через несколько часов они приземлились в Мадриде.

Об этой операции, проведённой в Швейцарии в мае 1945 года, ни Судоплатов, ни его сотрудники так никогда и не узнали. Судьба желтого портфеля и его содержимого тоже осталась неизвестной.

Первое послевоенное десятилетие Владимир Кириллович Романов прожил в Испании. Первый раз появиться во Франции он решился только в 1954 году. Его сомнительные связи времен оккупации сильно навредили ему, и он, по-видимому, опасался, что при возвращении во Францию может быть обвинен в коллаборационизме. Жеребков во Франции был в 1946 году предан суду и получил пять лет «национального бесчестия» — почти ничего в его положении активного пособника нацистов. Когда вскрылась его роль в принудительной депортации русских евреев-эмигрантов, живших в Париже, что было первым этапом к их уничтожению в лагерях смерти, Жеребкова во Франции уже не было. Он также укрылся в Испании, где правил диктатор Франко, без тени сомнения принимавший на испанской земле подобных ему «борцов с коммунизмом». Французы заочно приговорили Жеребкова к пожизненным принудительным работам, то есть к пожизненной каторге. В Испании он и умер в 1978 году. Встречался ли он там с Владимиром Кирилловичем, неизвестно. Думаю, вряд ли. Период оккупации навсегда остался тёмным пятном на репутации великого князя, и к воспоминаниям о нём он возвращался неохотно. А в рассказах об этом времени всячески старался обелить себя. Правда, сделать это без искажения фактов у него не получалось. По-видимому, тяготился он и обществом Сенявина, бывшего свидетелем тех времен. Так или иначе, но в конце 40-х годов, Дмитрий Львович Сенявин «по семейным обстоятельствам» уехал в Аргентину, где и окончил свои дни. Умер он в Буэнос-Айресе в 1952 году. Также уехавший в Латинскую Америку Георгий Граф с Владимиром Кирилловичем так и не примирился, но вот дружеские отношения с его сыном, другом детства великого князя, в конце концов восстановились. Наверное, так Владимир Романов пытался отдать дань человеку, посвятившему жизнь его семье.