Коллектив авторов - Письма отца к Блоку

Твой папа.

22 апреля 1901 г. Варшава.

Занимаясь философиею в перемежку с родственными посещениями, Ты едва ли думаешь (как многие), что петербургские учебные «события» немедленно приобретают всероссийскую известность: [16] Очевидно, до Александра Львовича дошли слухи об избиении студенческой демонстрации на Казанской площади 4 марта, и он интересуется подробностями и тем, как это событие отразилось на жизни университета. В ответном письме от 2 мая 1901 г. Блок сообщает: «Что касается подробностей учебных волнений, то я знаю о них также большею частью по газетам (самое точное?). Частные же слухи до такой степени путаны, сбивчивы и неправдивы, а настроение мое (в основании) так отвлеченно и противно всяким страстям толпы, — что я едва ли могу сообщить Вам что-нибудь незнакомое» (VIII, 15). например, мои фактические сведения ограничиваются (почти) печатаемым в «Новом времени» и относящимся скорее к старым временам — не очень также «добрым».

Милый мой Сашура,

Мысль, теперь осуществленная Тобою, посещала и меня не раз за нынешнее лето: собирался написать Тебе о примирении «деятельности» с «созерцательностью» — в смысле перемены факультета «хлебного» (или служебного) на более литературный (и педагогический) [18] В письме от 29 сентября 1901 г. (VIII, 24–25) Блок сообщает отцу о «важной перемене» в своей жизни — переходе с юридического на историко-филологический факультет университета, подробно обосновывает причину. В заключение он пишет: «Мама очень поддерживает меня в моих начинаниях. Хотел бы знать, что думаете об этом Вы?» (VIII, 25). однако не хотел «смущать» на случай уже состоявшегося умиротворения в обратном направлении: так можно было заключить из Маминого сообщения о «новой (твоей) ясности» пред наступлением последнего учебного периода и из твоих стихов о «светлой темноте» по крайней мере одного предмета, изучаемого петербургскими юристами на III курсе (в мое время — на II-м). «И тут есть боги» — как сказал когда-то Аристотель, занимаясь даже «внутренностями» животных; [19] Выражение, видимо, приписано Аристотелю, так как соответствует его мировоззрению, в частности, как автора работ по зоологии. В ответном письме от 16 октября Блок деликатно поправляет отца, цитируя по-гречески слова о том же самом, принадлежащие (на этот раз достоверно) Фалесу Милетскому (VIII, 26). но, конечно, «Сотворивый мир открыт» — не говоря о «чувстве» — преимущественно «в разуме» и в «лире», почему от всей души приветствую Тебя на этом, в сущности, и «самом легком» (т. е. благодарном — при талантах) поприще научного труда, к Нему (который «шлет свои дары») [20] Слова из стихотворения Блока «Моей матери» («Чем больней душе мятежной», 8 марта 1901 г. Впервые было напечатано в литературно-художественном сборнике «Стихотворения студентов С.-Петербургского университета», 1903). нас приближающем, хотя еще и не приравнивающем, в чем убеждает даже «Мефистофель» — несмотря на традиционное свое «eritis sicut Deus» . [21] Слова эти Мефистофель вписывает в книжку студента, размышляющего о выборе факультета, в «Фаусте», ч. I, сцена 4.

До свидания зимою в П<���етер>бурге. Поздравляю с буд<���ущим> гражд<���анским> совершеннолетием.

Твой папа.

Посылаю всего 300 руб.

8 октября 1901 г. См. Р. S.

P. S. К счастью, и моя ученая «мораль», по-видимому, для Тебя излишня.

Очень Тебе благодарен, милый мой Сашура, за полученные «характерные» стихи и извещение о переходе в следующий курс, [22] Посылая отцу стихотворение «Когда святого забвения», май 1902 г. (впервые — «Новый путь», 1903, № 3), Блок пишет в письме от 4 июня 1902 г.: «Прилагаю одно из характерных стихотворений» («Письма к родным», I, с. 76). В этом же письме он говорит, что затрудняется еще пока в выборе отделения для специализации, и как о важном событии своей жизни сообщает о знакомстве с Мережковскими. где можно еще год подумать о дальнейшей специализации, не исключающей (а даже обуславливающей своим усиленным «анализом» возможность новых) философских обобщений — в частности, при помощи общения «с товарищи» по факультету или с «Филос<���офским> Обществом С-П<���етер>бургским». Самая несчастная из всех та внутренняя «специальность», что сосредотачивает человека на одном лице — своем или чужом, чем нарушается общественное «равновесие», к<���ото>рое (поскольку и оно — не непосредств<���енное> проявление, а только производное, несовершенное творение благого божества) за это воздает жестокое «отмщение», едва ли открывая «молодому Вертеру» «иные дали»: ведь ему пришлось бы дальше созерцать «прекрасное созвездие Б. Медв<���еди>цы» [23] О «прекрасном созвездии Большой Медведицы» вспоминает Вертер в предсмертном письме к Лотте (Гете. «Страдания юного Вертера»). — «когда б он знал» (хотя бы из латинского Томазия), что избавляется в «уединении» от посторонней «глупости», но наживает собственную — «более опасную». [24] О каком изречении немецкого юриста и философа Христиана Томазия (1655–1728) идет речь, установить не удалось.

Конечно Ты и без меня (да и без Д. С. Мережковского) отлично понимаешь Гете, у к-рого «как в первый день прекрасны — аllе seine hohen Werke»; [25] все его высокие творения (нем.) отчего бы и не подражать ему (способному уравновешивать каких-нибудь терзающих «вакханок» Еврипидовых с истерзанными соловьевскими «чертями») в объективном юморе (уже эпистолярном)? Впрочем, я не столько задаю головоломные вопросы, сколько «отвечаю» (скромно) по-французски: cela viendra un jour peut-être, [26] это, быть может, когда-нибудь случится (франц.) Твоей Маме прежде удавалось более комическое, вообще эпическое; «юмора» — житейского, быть может, и литературного — не лишены и «Блоки» — при хорошей пище и благоприятной почве для него (не чуждого твоим же детским сочинениям). [27] По-видимому, имеются в виду юмористические стихи Блока, которые тот сочинял для рукописного журнала «Вестник».

Не знаю, побывал ли Ты перед отъездом у моих родных: они могли узнать при случае, не нужно ли Тебе поехать на море для поправления здоровья и для развлечения, но ничего не пишут — даже где они теперь находятся. Надеюсь, что Ты сам (или при Мамином посредстве) мне доставишь лишний и удобный повод быть полезным издали — до отлагаемого по различным обстоятельствам свидания «зимою в П<���етер>бурге», где и фетовское «небо» прекращает летом всякий «задушевный зов». [28] Из стихотворения Фета: «Измучен жизнью, коварством надежды…»: «И только в небе, как зов задушевный, // Сверкают звезд золотые ресницы». Однако при свободном выборе меня привлек бы не татарский юг, а финский север, соответствующий и твоей потребности в «obscurité de ciel serein» (скрывающей, по мнению Гюго, вселенские потемки близостью к одной «звезде»). Со временем поедешь, вероятно, за границу, где, «уравновесив» мало сознанные франко-русские симпатии, практически займешься и немецким языком, завоевавшим себе гегемонию во всех филологич. науках. В виде иллюстрации пересылаю два письма парижских — моего ученика и бывшего сотрудника в «практич<���еских> занятиях» Е. В. Спекторского; прошу их возвратить мне в П<���етер>бурге. Принимают ли посылки или переводы денежные на Подсолнечной?