Николай Леонов - Лихолетье

Партия набирает силу. Сеть парторганизаций создана по всей стране. Орг-ядра созданы во всех уездах. Создаются общественные организации, крепнет Национальный отечественный фронт. Просвещенная часть населения приветствует советские войска и просит оставить их… Народ устал от мятежников и их злодеяний. Население понимает суть событий, хотя на него и давит пропаганда противника. Мы работаем над рекомендациями советского руководства о привлечении на нашу сторону народа…» Такой разговор, конечно, ничего не давал полезного, кроме одного — ясного представления о качестве афганского руководства.

Беседа с Наджибуллой носила более предметный характер. Его 14-тысячная служба безопасности лучше знала, что творится в стране. Он говорит, что главный очаг бандитского движения находится в центре страны (36 % боев), затем по интенсивности следуют Север (29 %), Восток (14 %) и, наконец, Юг (12 %) и Запад (8 %). Центр и Север — это как раз основные места дислокации советских войск и коммуникаций, связывающих Афганистан с СССР. Каждый месяц происходит около 200 боевых столкновений разной интенсивности. Когда Наджибулла начинает рассказывать о своей службе, он не удерживается от описания воображаемых успехов, в которые нельзя поверить. В частности, утверждает, что СГИ (официально служба безопасности называется Служба государственной информации) имеет 1300 агентов в бандах, 1226 — за кордоном, 714 — в подпольных контрреволюционных организациях, 28 — в государственных органах управления сопредельных стран (в Пакистане)… Тут уж я откладываю ручку и перестаю записывать явную чушь. Если бы СГИ действительно имела такое количество агентуры, то с банддвижением было бы давно покончено. Ценность настоящего агента мы знаем; даже если цифры, названные Наджибуллой, сократить на порядок, то и тогда они выглядели бы неправдоподобными.

Лаек, министр по делам племен и национальностей, честно признает, что «работать с племенами, и в первую очередь с пуштунами, ни мы, ни вы не умеем, хотя судьба революции зависит именно от того, с кем окажутся в конечном счете эти племена. Александр Македонский воевал с ними три года, пытаясь пробиться в Среднюю Азию во время похода в Индию, Чингисхан застрял здесь и вынужден был повернуть обратно на север, англичане так и не смогли прорваться из Индии в Среднюю Азию через зону племен, хотя они лучше всего их изучили и завели там свою агентуру. Русские совсем не знают племен и, как следствие, совершают тяжкие ошибки. Зачем была предпринята бесполезная и опасная затея с организацией призыва молодежи из пуштунских племен в армию? Пуштуны никогда не пойдут служить в регулярную армию, но они могли бы выставить свои собственные вооруженные отряды, если бы правительство нашло понимание у племенных авторитетов. Почти под угрозой применения оружия было призвано всего 36 человек, которые получили автоматы, а через несколько дней бежали.

В племенах есть традиции, которые надо использовать. Всегда центральная власть подкармливала часть племенной верхушки, выплачивая наличными значительные суммы. Пакистан практически содержал во время войны до 40 тыс. человек из числа авторитетов племен на территории Афганистана. По оценкам Лаека, Кабулу следовало бы привлечь на свою сторону не менее 5 тыс. племенных лидеров, выделив для этого средства.

«Для завоевания племен нужны не танки, а товары первой необходимости. Вместо 1 кг пороха надо дать 1 кг пшеницы. Племена не могут жить без традиционных восточных базаров, а в настоящее время все базары оказались по ту сторону границы с Пакистаном. Нужны свои базары. Где будет экономическая выгода, туда и потянется племенной люд».

Заканчивает разговор Лаек на общей политической ноте: кабульское руководство сидит в кабинетах. Не хотят работать с населением, потому что не умеют. Военные меры закрывают двери для политических шагов по нормализации. Племена можно склонить на нашу сторону, но переломить их через колено не удастся никому. «Шашки в ножны!» — его последние слова.

Сомнений нет, Лаек глубоко прав, он страдает от безре-зультативности своей работы, в его словах не чувствовалось фальши.

Встречи в ЦК НДПА с секретарями ЦК Нуром и Зераем оказались потерянным временем. Они настолько слепо копируют незрячую работу нашего партаппарата, что ждать результатов не приходится. С сухим треском сыпались цифры о классовом и национальном составе партии, о численности парторганизаций по провинциям, по министерствам и ведомствам, о партучебе. Потом шло перечисление «трудностей и недостатков». Ни одного живого слова о живой жизни.

Зерай, который отвечал за единство в партии, оценил свою работу так: «Единство стало прочнее, сейчас разногласия возникают только по кадровым вопросам». Какое уж тут единство, если «Хальк» и «Парчам» продолжали вести непримиримую междоусобную борьбу за власть, выдвигая и продвигая каждый своих людей в партийные и государственные структуры. Они были поглощены этой борьбой до самого последнего момента, когда власть вообще ускользнула из их рук.

После других таких же встреч понимаем, что лучше побывать на местах, увидеть своими глазами. Летим самолетом в Мазари-Шериф, центр северной части Афганистана, наиболее развитой в промышленном отношении и сельскохозяйственной житницы страны. Внизу тот же лунный, мрачный, вагнеровский пейзаж. Жизнь лепится вдоль жилок речек, забираясь в горы по распадкам, как по капиллярам. Поля обрабатываются и на высоте, прямо у кромки снегов. Суровая жизнь в полной изоляции от мира может рождать только людей, неспособных ходить под седлом, людей-мустангов.

Садимся в аэропорту Мазари-Шарифа. Пока выходим из самолета, нам рассказывают, что месяц назад этот аэропорт ночью был захвачен душманами. Они тихо сняли спавших часовых, собрали автоматы у отдыхавших царандоевцев (милиционеров), затем их разбудили и очумевших погнали в горы. Были захвачены два БТРа и два танка, охранявших здание аэропорта, причем сопротивление оказал экипаж только одного танка. Техника была направлена в горы. Лишь в пять часов утра, когда на работу пришли гражданские служащие аэропорта, поднялась тревога. Еще через три часа у подножья гор обнаружили брошенную технику.

Слушали этот рассказ, и на языке вертелось колкое замечание, что такие «подвиги» могут свидетельствовать только о сочетании двух элементов: наличия душманов в среде самих царандоевцев и запредельной небрежности и расхлябанности при несении караульной службы. Но даже в кругах советских работников они воспринимались как доказательство всемогущества душманов.

Встречи и беседы с афганскими руководителями и нашими советниками высветили все ту же типичную картину. Инициатива повсеместно у противника. Он выбирает время и место для ударов. Афганская армия, наши части и «царан-дой» либо сидят в гарнизонах, либо сопровождают транспортные колонны, либо несут охрану предприятий, учреждений, жилых массивов. Орг-ядра сидят в осаде. Исламские комитеты правят как местная власть. Никаких следов партийной работы, кроме протоколов мероприятий, нет. Выступавшие на совещаниях Маршал Советского Союза С. Л. Соколов и Крючков придерживались единой линии: надо перекладывать основную тяжесть боевых действий на самих афганцев, это их война, и им самим следует учиться бороться за власть. Мы можем оказать поддержку, но не больше. Энергично призывали своих работников не принимать участия в межпартийных склоках.