Николай Леонов - Лихолетье

Я пытался уговорить руководство разведки использовать судебные процессы над разоблаченными предателями для того, чтобы снять полнометражный бескупюрный кинофильм о ходе разбирательства и показать его всем офицерам разведки. У меня не было сомнений в том, что это оказалось бы полезным. Всякий, кто увидел бы такой фильм, смог бы лично убедиться в том, что все предатели становились, по их собственным признаниям, на путь сотрудничества с врагом из-за жадности, трусости, той или другой душевной слабости. Все они считали, что вынесенные им приговоры были справедливыми. Это уже потом, в «демократическое» время, оставшиеся в живых за рубежом или выпущенные из мест заключения предатели все до единого стали выдавать себя за борцов против тоталитарной системы.

Были основания полагать, что такие материалы могли подтолкнуть вероятных агентов вражеских спецслужб к мысли о быстрейшем побеге за границу из страха оказаться разоблаченными. И очень хорошо! Бежавший предатель — это полбеды, он уже опасности представить не сможет, кроме разве статей или книжек, эффективность которых изрядно упала. Я постоянно проводил мысль о допустимости и желательности введения у нас в разведке принципиальной возможности направления на проверку на полиграф любого сотрудника. Убеждал, что в Соединенных Штатах это тривиальная норма безопасности. Предлагал сам подвергнуться такой проверке первым. Мои, может быть, слишком радикальные предложения не были поддержаны и остались неосуществленными, хотя я и сейчас уверен, что ничего антидемократического и ничего антигуманного в этих предложениях нет. Если государство оказывает разведчику полное доверие, то оно должно быть взаимным.

Коллектив иногда будоражили и другие, несравненно более мелкие, но ранее не виданные происшествия. То начнутся систематические кражи часов в раздевалке спортивного бассейна, и приходится проводить целую сложную оперативно-розыскную комбинацию, чтобы обнаружить злоумышленника, который окажется больным человеком — клептоманом. То вдруг некий изувер начинает резать бритвой пальто в раздевалке, и опять отвлекаются силы, а главное, нервы на раскрытие этих преступлений.

Одним словом, напряженность, даже внутренняя, все время возрастала. Появлялись «дела», поражавшие своей фабулой. Так, один из сотрудников научно-технической разведки, ничем особенно не выделявшийся, вдруг в одночасье стал уголовным преступником. Выяснилось, что он завел себе любовницу из числа сослуживиц и однажды заехал с ней в какой-то двор, где они, не выходя из машины, стали распивать шампанское. Потом пошел у них, видимо, крутой разговор, кончившийся тем, что «герой» ударил свою даму бутылкой по голове. Обливаясь кровью, женщина стала звать на помощь, а ее ухажер бросился бежать. На свою беду, навстречу ему шел случайный прохожий, который сделал попытку задержать беглеца. В ответ тот выхватил нож и точным ударом в сердце наповал убил незнакомого человека. Потеряв самообладание, преступник вскочил в машину и пытался скрыться. Через два часа он был задержан милицией. Суд приговорил его к 15 годам лишения свободы, все его начальники получили свою долю наказания, и все вроде бы успокоились.

Но при обыске в его квартире были обнаружены миниатюрный фотоаппарат «Минокс», пометки служебного характера и еще кое-что настораживающее. На следствии выяснилось несоответствие доходов и расходов обвиняемого. Наблюдение за ним в тюрьме дало основание полагать, что он пытался дать какие-то сигналы своим хозяевам на свободу и даже передать кое-что. В результате началось доследование дела, которое раскрыло шпионскую деятельность этого человека против своей Родины. Он все рассказал о своем сотрудничестве с французами, представитель разведки которых в Москве более десяти раз встречался с ним, передавал деньги за полученную информацию. На этот раз пересмотр дела привел и к другому приговору: расстрел за измену Родине.

Управление внешней контрразведки, которым руководил до этого времени О. Д. Калугин, естественно, знало о неблагополучии в разведке, но у специалистов управления не хватило профессионального умения и настойчивости провести анализ причин назревавшей беды. Каждое событие объявлялось эпизодом, а оно было симптомом болезни.

Кстати, к этому же времени относится и зарождение неприязни, переросшей во вражду, между Калугиным и Крючковым. Ее истоки относятся к концу 70-х годов, и она в течение долгих лет имела характер бюрократической интриганской борьбы за влияние и власть внутри разведки, а потом и в КГБ. Могу поклясться, что никакого политического или глубокого профессионального расхождения в позициях спорящих сторон в те годы не было. Когда сейчас я читаю книгу Эндрю Кристофера и О. Гордиевского и их рассуждения о прогрессивном новаторе, «самом молодом» генерале Калугине, мне трудно удержаться от улыбки. Они ничего не знают о существе разногласий между двумя «К» и стараются выкрасить их в приятные своему глазу цвета идейно-политического противостояния. Мне невольно приходилось ощущать толчки их скрытой борьбы, сотни людей были свидетелями развития ее на официальном уровне, и все равным образом переживали, что в тело разведки вполз дух непрофессионального соперничества и нетерпимости.

Начнем с того, что О. Калугин как специалист пользовался уважением в ПГУ. Он был достаточно эрудирован, умел логично и убедительно строить свои выступления. Управление внешней контрразведки («К») всегда занималось анализом провалов (разумеется, постфактум), и его суждения выглядели обоснованными и вроде бы безупречными. Хотя известно, что анализировать события, уже свершившиеся, значительно легче, чем возможные последствия своих поступков, которые еще только планируешь совершить. Среди коллектива разведки отношение к управлению «К» было весьма сдержанным, да и каким может быть отношение к жандарму в собственных рядах! Для нас-то ведь не было секретом, что служба внешней контрразведки занималась изучением с приглядом за нами самими. Это был наш собственный СМЕРШ. Конечно, туда не направлялись лучшие кадры разведки. Сам О. Калугин в одном из публичных выступлений признавал «серость» своих кадров. Отсюда и зародилось первое недовольство: самый молодой и блестящий генерал вынужден был руководить малопрестижным «серым» управлением. В амбициях и самомнении отказать О. Калугину было нельзя. Тем более что со всех сторон ему нашептывали о непременном «перспективном будущем». Он пользовался открытым покровительством двух первых заместителей начальника разведки, которые непосредственно курировали управление «К», — Бориса Семеновича Иванова и Михаила Андреевича Усатова (поочередно). Но вскоре добавился и еще более могучий «спонсор». Им был тогдашний начальник Второго главного управления (контрразведки) Григорий Федорович Григоренко, который в прошлом сам работал в ПГУ и был раньше начальником все того же управления «К», хорошо знал Калугина и открыто протежировал ему.