А Самсонов - Сталинградская битва

При создании Юго-Западного фронта в его состав были включены: из Донского фронта 63-я{18} и 21-я армии, 5-я танковая армия (переброшенная с Брянского фронта) и вновь созданная 17-я воздушная армия. Кроме того, Юго-Западный фронт был усилен: двумя танковыми (1-м и 26-м) и одним кавалерийским (8-м) корпусами, а также рядом танковых и артиллерийских соединений и частей{19}. Сталинградский фронт был усилен 4-м механизированным и 4-м кавалерийским корпусами, тремя механизированными и тремя танковыми бригадами. Донской фронт получил на усиление три стрелковые дивизии. Всего за время подготовки к контрнаступлению (с 1 октября по 20 ноября) на усиление фронтов Ставкой было направлено: одна танковая армия (5-я), 10 стрелковых дивизий, шесть стрелковых бригад, два танковых, два механизированных и два кавалерийских корпуса, четыре танковые бригады, один танковый полк и около 20 артиллерийских и минометных полков.

Большое внимание было уделено усилению воздушных армий фронтов. Так, в ноябре из резерва Ставки в состав 17-й воздушной армии прибыл 1-й смешанный авиационный корпус, в состав 8-й воздушной армии - 2-й смешанный авиационный корпус{20}. Было решено также использовать в ходе контрнаступления крупные силы авиации дальнего действия и оперативно подчинить командующему Юго-Западным фронтом 2-ю воздушную армию Воронежского фронта.

Весьма важное значение имело то обстоятельство, что войска ударных группировок были расположены таким образом, что они имели значительное превосходство в живой силе и технике на направлениях главных ударов. План контрнаступления под Сталинградом с большим искусством намечал также направления этих ударов.

В нем предусматривалось:

1) нанести удары по слабому месту врага;

2) направить удары в тыл его главной группировки;

3) наступление вести с плацдармов без форсирования Дона;

4) использовать местность, выгодную для наступающих. Все это вынуждены признать и участники событий со стороны противника, причем именно те из них, кто близко стоял к германскому генеральному штабу.

"Направления ударов русских, - пишет Курт Типпельскирх, - определялись самим начертанием линии фронта: левый фланг немецкой группировки тянулся почти на 300 км от Сталинграда до излучины Дона в районе Новой Калитвы, а короткий правый фланг, где располагались особенно слабые силы, начинался у Сталинграда и терялся в калмыцкой степи"{21}.

В других выражениях, но, по существу, об этом же пишет Г. Дёрр, отмечая, что "умело действовавшее командование русских войск... наметило место прорыва... далеко от фланга немецких войск"{22}.

Западногерманский историк X. Шейберт подробно говорит об удачном выборе направлений ударов советских войск. Он пишет: "Пространство от Воронежа почти до самого Сталинграда, хотя и пересекалось Доном, но при более внимательном изучении практически не имело естественных препятствий. Даже если не принимать во внимание многочисленные плацдармы, которые русские сохранили на правом берегу Дона и которые, несмотря на упорные попытки, немцам так и не удалось отобрать, Дон в своем верхнем течении жарким летом образует многочисленные броды, зимой же он быстро замерзает и покрывается сплошным очень толстым ледяным покровом, способным выдержать большую тяжесть.

Густой кустарник по обоим берегам его извилистого русла и на многочисленных островах облегчал опытному противнику сосредоточение войск. Оборона же речного рубежа в этом районе с его необозримыми пространствами и многочисленными деревнями при наличии столь слабых сил была невозможной... Весь остальной район западнее Дона и между Доном и Волгой, так же как и лежащие южнее калмыцкие степи, по своим просторам и отсутствию естественных препятствий представлял собой на сотни километров в глубину идеальную местность для действий моторизованных и танковых войск"{23}.

X. Шейберт отмечает также удаленность базы снабжения. "От оборонительной линии на Дону в районе 8-й итальянской или 3-й румынской армии до Ростова единственной базы снабжения всех войск, находящихся в Сталинграде, даже по воздуху было более 300 км. Но Ростов был также базой снабжения для всей группы армий "А", для 4-й немецкой танковой армии и формирующейся 4-й румынской армии группы армий "Б". С другой стороны, удаленность Ростова от этих обеих армий составляла 400 км, а от 1-й немецкой танковой армии на Тереке - даже 600 км.

Таким образом рука противника оказалась на опасно близком расстоянии от жизненно важного пункта для всех немецких войск в Сталинграде и южнее Дона"{24}.

Действительно, как это отмечалось выше, при выборе решающих ударов учитывалось, что главная группировка немецко-фашистских войск находилась в районе Сталинграда, а ее фланги на среднем течении Дона и южнее Сталинграда прикрывались в основном румынскими и итальянскими войсками. Боеспособность румынских, итальянских и венгерских войск была сравнительно невысокой. Их оснащенность техникой и вооружением (особенно тяжелой артиллерией и противотанковым оружием), а также боевая выучка значительно уступали немецким войскам. Но еще большее значение имело то, что многие солдаты и офицеры королевской Румынии, фашистской Италии и хортистской Венгрии, насильно пригнанные на советско-германский фронт, совсем не желали жертвовать жизнью во имя чуждых им целей войны. Таким образом, фланги сталинградской группировки противника являлись наиболее уязвимыми участками фронта гитлеровских войск. Советское командование искусно использовало этот крупный дефект оперативного построения войск противника.

Показательна в этом отношении оценка войск союзников Германии, приводимая В. Адамом. "Что мы знали о союзных армиях? Нам было известно, что незадолго до летнего наступления 1942 года их начали формировать в отдельные армейские соединения. Боевой опыт имела только ничтожная часть войск, заново сформированных в тылу группы армий "Юг" (с 7 июля 1942 г. группа армий "Б"). Их оснащенность была недостаточной. Румыния и Венгрия зависели целиком, а Италия- частично от германской военной промышленности.

Какой смысл имело требовать, чтобы на северном фланге главное внимание уделялось противотанковой обороне, если у союзных армий полностью отсутствовали эффективные противотанковые средства. Так например, румынская танковая дивизия располагала только легкими чехословацкими и французскими трофейными танками. По сравнению с немецкими дивизиями боевая мощь союзников равнялось только 50- 60 процентам"{25}.

Адам отмечает и влияние морального фактора. Он пишет, что дело было не столько в оружии, сколько в солдатах, которые это оружие применяли. Румынские солдаты храбры, дисциплинированны, неприхотливы. Большинство из них были крестьяне, и, быть может, они надеялись, что хоть когда-нибудь станут "свободными" крестьянами. "В старой помещичьей Румынии это было невозможно. Но зачем нужна румынскому солдату-крестьянину земля между Доном и Волгой? К тому же в румынской армии существовали такие неслыханные порядки, как физическое наказание"{26}.