Людмила Богданова - Владимир Басов. В режиссуре, в жизни и любви

А еще говорят, что Басова в числе других режиссеров должны были однажды наградить орденом, но по стечению обстоятельств – обычному, к слову сказать, для него – незадолго до этого важного события Басов что-то такое совершил. Что-то, что весьма раздосадовало высокое начальство. И в результате решено было Басова примерно наказать – вместо ордена отметить почетным знаком «отличник-кинематографист». Новость быстро долетела до Басова, и поэтому, когда директор студии пригласил его на торжественное вручение правительственных наград в свой кабинет на «Мосфильме», Басов резко ответил: «Я не нумизмат, я значки не коллекционирую, а единственная награда, которую я могу принять от советской власти, – орден Ленина».

Последние годы Басов прежде всего был отцом. Возможно, он хотел доказать, что сможет прожить один и воспитать детей без посторонней помощи. А может быть, он устал пытаться быть счастливым и хотел просто жить – работать в кино, растить детей. Во всяком случае, он все делал с утроенной энергией, и многим даже казалось, что Басов «размножился» – и без того никогда не отличавшийся умением быть незаметным, он заполнил собою все, при каждом удобном случае выступая по радио или в телевизионных передачах. Он без устали снимался в картинах коллег-режиссеров. У него даже спрашивали: «Когда вы успеваете читать все эти сценарии?», на что он вполне серьезно отвечал: «А я их и не читаю». Создавалось впечатление, что он довел процесс съемок до автоматизма – честно делал свою работу и обеспечивал детям достойное существование. А дети росли: Саша метался в поисках жизненного пути, Лиза мечтала стать балериной и поступила в Вагановское училище, и теперь Басов при каждом удобном случае снова отправлялся в Ленинград – навестить дочь, проверить, как она там. У него по-прежнему хватало энергии на все и всех, но, кажется, это был уже другой Басов.

Алевтина Кунгурова, работавшая с ним на картине «Комета» рассказывала:

«Басов меня поразил. По какой-то киношной легенде я представляла себе другого человека – открытого, светлого, искрящегося жизнелюбием и юмором. Он и был таким, но лишь на съемочной площадке, пока снимали эпизоды с его участием, – каждый дубль был почти откровением и маленьким шедевром. А как только свет гас, Басов становился собранным, сдержанным, закрывался – он курил одну сигарету за другой, не выбрасывая первую, прикуривал следующую, и так без конца, тоже было и с кофе – пил чашку за чашкой, всегда просил сделать покрепче. Я никогда не видела его в компаниях – а ведь в «Комете», где играли Рудольф Рудин, Наталья Мартинсон, Валентин Смирнитский, Анатолий Кузнецов, Дмитрий Золотухин, Алена Беляк, Ричард Викторов собрал не только блестящий актерский состав. По негласной режиссерской традиции Викторов, не игравший в своих фильмах сам, иногда приглашал в картину коллег-режиссеров. И поэтому в «Комете» работали Чулюкин, Арсенов, Басов – все добрые старые друзья.

Мы снимали фильм в Ялте, летом, и все герои картины – отдыхающие, приехавшие полюбоваться на редкое явление природы – комету, которая должна была показаться на здешнем небосклоне, а это случалось один раз в несколько веков. И предприимчивый сторож, охранявший после киношников реквизит – построенный специально для съемок корабль, – придумал сдавать эту «жилплощадь» курортникам. В картине было много и смешного, и грустного, и Басов был таким – острым, ироничным на площадке и сдержанным и даже немного отстраненным в минуты отдыха. Владимир Павлович был невероятно пунктуален, сказано быть в восемь на съемках – по нему можно было часы проверять. Но заканчивалась работа, и он исчезал, и никто не знал, где и как он проводит свое свободное время.

В один из его последних съемочных дней на мое имя в группу пришла телеграмма – я должна была срочно возвращаться в Москву, во ВГИК. Представляете себе, что это такое – разгар курортного сезона, в кассы за билетами люди стоят по несколько дней, занимая очередь с ночи. Я была в отчаянии – решалась моя судьба, и вдруг подходит Басов и говорит: «Не тратьте время напрасно, идите собирайтесь, завтра вы улетите со мной». Я оторопела и растерялась – у меня даже в мыслях не было его о чем-то просить, я вообще с ним ни о чем не разговаривала – Басов казался мне таким строгим, что я даже немножко побаивалась его. Но он настоял на своем участии, и мы поехали в Симферополь.

То, что я увидела на вокзале, меня поразило, – конечно, я знала о невероятной популярности Басова, но впервые видела так близко, как она проявляется. Мне казалось, на нас – то есть конечно же на Владимира Павловича – смотрели все: люди улыбались, показывали друг другу на Басова, подходили ближе, чтобы получше его рассмотреть. Басов знал, что он интересен людям, но по тому, как он «закрывался» каким-то внутренним щитом от этого всеобщего обожания, я поняла, что оно его уже утомляет, его мысли были заняты чем-то другим, и свою популярность он скорее просто использовал, нежели стремился в очередной раз искупаться в лучах собственной славы.

Он был очень деловит и конкретен – пошел к начальнику аэропорта и через какое-то время вышел ко мне с сообщением: «Все в порядке, летим». Потом подвел меня к наглухо закрытой двери привокзального буфета и постучал в дверь – ему открыли, он вошел, пробыл там несколько минут и вышел со словами: «Заходи, сейчас ужинать будем». И нас действительно покормили – по-ресторанному, обслуживая по тогдашнему высшему (как смогли, конечно) классу. А потом мы пошли на посадку вместе с экипажем, и Басов отказывался занять свое место, пока не увидит, что я тоже устроена, что я сижу. И потом весь полет я время от времени видела его голову – Владимир Павлович высматривал, все ли у меня в порядке. В Москве его встречали, и тут же Басов с жестом, не терпящим возражений, усадил меня в машину и довез меня до дома, и остался стоять у подъезда, дожидаясь, когда я к себе поднимусь и в окне, как мы договорились, зажжется свет.

Мне показалось, что он так обрадовался, что может хотя бы кому-то помочь, что для него так важно быть нужным, полезным, все могущим человеком. Словно он проверял себя – сохранилась ли его сила, его власть над людьми. Он опекал меня в той поездке, как дочь. И при всей щедрости этой помощи Владимир Павлович делал добро с такой легкостью и ненавязчивостью, что у тебя не оставалось впечатления, что ты напрягаешь известного и занятого человека. И даже, наоборот, хотелось ответить ему тем же – заботой, вниманием, добрым словом. Однажды я набралась смелости и позвонила ему – поблагодарила за своевременную помощь, спросила, как он себя чувствует. Басов ответил – да вот, руку сломал, полез в ванную мыться, поскользнулся, очнулся, гипс».