Ирина Гуро - Анри Барбюс

Барбюс обращается к «примеру Золя»: «Спасение только в народе». Повторим эти слова, усилив их».

И Барбюс делает партийную поправку: «Спасение только в пролетариате — ив области искусства и в социальной области».

Это была эстетика. Философия искусства. Концепция. Выстраданная, осмысленная, устремленная в будущее.

Барбюс заканчивает книгу призывом к борьбе за реализм. А это значило: не давать пощады декадентскому искусству. Он с гневом говорит о «блестящем разложении» модной литературы. У нее свои, «подрывающие ее пороки. Салонный сверханализ, сверхимпрессионизм кодака и стенографии, дух выставки, детали, загадки, ирония, частные случаи и уники, эгоизм, тонкость, абстракция, искусство для искусства, пессимизм, реакция, смерть. О, отбросы Стендаля, карикатуры на Достоевского, иезуитская психология, бумажная философия, хирургия булавочных уколов, ученое невежество, похоронные процессии!.. Вся эта искусственная и раздробленная сложность выделяет безмерную скуку, которая заставляет выть; она требует критики, которая бы беспощадно расшвыряла это искусство, уже превратившееся в осколки».

В 1934 году Барбюс написал книгу «Сталин». Французский писатель, наездами бывавший в СССР, даже вложив в книгу весь талант художника и исследователя, не мог быть исторически точным во всем.

Далеко не все процессы, происходящие в жизни советского общества, он понимал.

Увлеченный художественной задачей нарисовать образ «человека у руля», Барбюс незаметно для себя приподнимает Сталина. Герой книги возвышается над событиями, над партией, над историей.

В этом была, главная ошибка Барбюса.

…В эти годы Барбюса целиком захватывают Социальные и политические проблемы эпохи.

Одна из них — проблема национальная. Ей он посвящает статьи, книги, речи. Русскому читателю не так давно стала известна «Речь, произнесенная в Гарлеме». Это было в Америке в ноябре 1933 года.

Величайшее зло современности Барбюс видит в колониализме и в национальном угнетении. Его слова о положении негров в Америке звучат с особой силой сегодня. Он горячий и действенный защитник тех, кого называет «колониальным народом внутри самой метрополии».

Барбюс бичует варварство белых американцев. «Существует чудовищный суд Линча… Мы призвали общественное мнение всего мира к борьбе против этого средневекового обычая. Я с гордостью могу сообщить вам, — говорил Барбюс жителям негритянского квартала в Нью-Йорке, — что являюсь одним из инициаторов создания специального комитета защиты юношей из Скоттсборо. Когда в Европу приехала Эда Райт, мать одного из этих негров, мы помогли тому, чтобы крик о помощи из уст этой матери и женщины был услышан всей общественностью».

Эда Райт выступала на Амстердамском конгрессе, и это было одно из боевых «Я обвиняю!», сотрясавших стены Дворца автомобильной промышленности в городе, мировую славу которому создал антивоенный конгресс.

Но Барбюс не только обличал и бичевал, он и указывал путь к решению проблемы.

Снова он обращается к примеру Советского Союза, «где посредством справедливых законов национальный вопрос разрешен радикально и раз навсегда».

Как лейтмотив публицистики Барбюса последних лет, встает в этой речи образ Закавказья. Барбюс хочет, чтобы американские негры словно бы руками пощупали, что такое национальное равенство. Он приводит в пример «только одну часть этой страны — ту часть, какую я знаю, так как специально ее изучал». Это Закавказье, где «некогда насчитывалось около шестидесяти различных народов и народностей, враждовавших друг с другом. Извечная ненависть, нападения, беспрерывные войны. Теперь же все эти народы трудятся совместно, в полном согласии, а от прежних предубеждений и вражды не осталось и следа… Для того, чтобы умиротворить Кавказ и навсегда разрешить национальный вопрос, оказалось достаточным нескольких лет».

Еще раз Барбюс подчеркивает, что это равенство — результат нового социального строя. Изучение этого нового строя — социализма, который из мечты превратился, в реальность, — все еще продолжается Барбюсом. И он не может не думать о тех, кто завоевал эти социальные вершины. Он не может не думать о вдохновителе и создателе нового строя, о великом вожде. Давнее желание художника — написать о Ленине. Даже те очерковые наброски, которые он сделал для общего с Куреллой предисловия к «Письмам Ленина к родным», предвещали интересное и глубокое воплощение замысла.

Это могло бы стать главной книгой Барбюса. Сколько скрытых художнических возможностей содержит первая часть очерков! Здесь эскиз портрета Ленина — профессионального революционера. Тюрьмы, ссылки, конспирация, эмигрантский период, связи, подпольная работа, творчество…

Сжатые, точные, эмоциональные характеристики.

Ленин — политик, Ленин — теоретик, Ленин — философ, человек действия, отдавший свою жизнь освободительной борьбе, «…Человек, который не знает во всем мире и в своей жизни более насущного и благородного дела и который посвящает ему всего себя».

Замыслу этому суждено было осуществиться лишь частично. Как и многим другим. Замыслы толпились, вытесняя друг друга, будто споря за право на первое место, будто зная, что времени мало.

Весь последний год Барбюс готовился к поездке в латиноамериканские страны. Ему писал Луис Карлос Престес, которого на родине называли «Рыцарем надежды»: «От имени миллионов трудящихся всех стран Южной Америки я обращаюсь к тебе, старому чемпиону, преданному борьбе против общего врага, прошу тебя обратить внимание на растущие очаги войны и военных конфликтов на южноамериканском континенте…» Престес просил прислать делегацию Всемирного комитета в Боливию и Парагвай.

Барбюс предполагал к концу года, после поездки в Советский Союз, возглавить такую делегацию. Он изучил язык и стал свободно читать испанский текст. «Любил его так, как в детстве любил латынь», — вспоминает Аннет Видаль. Он хотел обратиться к трудящимся стран Латинской Америки на их языке. Он не только слушал пластинки, но «часто упражнялся в языке и становился моим строгим учителем. Он использовал любую свободную минуту и говорил по-испански в метро, за столом, во время путешествий из Парижа в Омон…»

Эта поездка должна была завершиться книгой. Но и это путешествие тоже не было осуществлено.

Из множества замыслов выделяется еще один. Он связан с увлечением, нет, с влюбленностью Барбюса в кино. Сценарий «Человек против человека» (1934) — антимилитаристское произведение нового для художника жанра, оканчивающееся страстным призывом: «Только единство спасет мир…» Нельзя отделить этот написанный им сценарий от того, который Барбюс успел закончить лишь вчерне. Это киносценарий об истории России. «Творцы», «Конструкторы», «Новые люди», «Спасители»… Он варьировал названия и не успел ни на одном из них остановиться. Работа увлекала Барбюса. Он уже думал об актерах, о музыке, о цвете, об использовании контрастных форм — от патетики до гротеска.