Нил Никандров - Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло»

«Фелипе», ничего не зная о кровавой вакханалии, обрушившейся на ИНО, и судьбе Гутцайта, начал бомбардировать резидентуру в Нью-Йорке встревоженными посланиями. Они оставались безответными. «Фелипе» не мог оставаться в неведении и в рождественские дни 1938 года выехал в Соединенные Штаты, чтобы выяснить все на месте. Гутцайт как в воду канул. На условные телефонные звонки не отвечал. На конспиративной квартире не появлялся. Не удалось его перехватить и на подходах к советскому консульству. Из всего этого можно было сделать один вывод: в безупречном прежде функционировании «конторы» [18] То есть Лубянки, НКВД. что-то явно разладилось. Иосиф вернулся в Мехико, решив продолжать работу несмотря ни на что. Эта ситуация неопределенности сохранялась более полугода.

Но польза от этой поездки все-таки была. В Нью-Йорке Григулевич встретился с человеком, который стал его другом, главной опорой и помощником в разведывательных делах на долгие годы. Леопольдо Ареналь [19] Леопольдо Ареналь родился в 1911 году в городе Агуаскальентес (Мексика). В 1932 году вступил в молодежную организацию МКП, стал редактором газеты «Спартак». В 1935 году перешел на освобожденную партийную работу. приехал в Соединенные Штаты по заданию МКП, чтобы закупить новое типографское оборудование для партийного издательства. В Мехико они были «шапочно знакомы», и вот — дело случая: столкнулись на Бродвее лицом к лицу.

Они бродили по вечернему городу, и Григулевич расспрашивал, зондировал, прикидывал: подойдет ли Ареналь по своим личным качествам для участия в операции? Хватит ли у него решимости применить оружие в случае необходимости? Сомнения исчезли быстро: решимости хватит! Иосифу понравились категоричность, критический взгляд Леопольдо на ситуацию в руководстве МКП, ярость, с которой он говорил о Троцком и его «войне» против Советской России и Сталина. Ареналь кипел от негодования, когда утверждал, что «этот предатель» сознательно раздувает конфликт с советским руководством. Троцкий хорошо знает, для чего создает «пятую колонну» в Советском Союзе: быть на виду, получать от врагов Кремля финансовые средства на свой фальшивый интернационал и дожидаться подходящего момента, часа для триумфального «возвращения» в Россию. Только на чьих штыках? Очень правильный вопрос. На штыках Гитлера!

Леопольдо Ареналь был смелым человеком, сохранял хладнокровие в самых напряженных ситуациях. Например, на совещаниях в МКП револьверная пальба нередко служила дополнительным аргументом в дискуссиях идеологического характера. Чтобы успокоить «полемистов», Леопольдо не кричал, не размахивал руками, не лез в драку, а доставал газету и углублялся в чтение. Когда выстрелы смолкали, он тихо говорил: «Не забывайте: слово сильнее пуль и снарядов».

Еще до встречи в Нью-Йорке Иосифу доводилось слышать об Ареналях. Его друзья-мексиканцы говорили о них так: «Это семья революционеров». Отец Леопольдо был железнодорожным служащим, прошел через многие сражения мексиканской революции и умер в 1913 году. Мать, Электа, была женщиной передовых взглядов, одобряла идейную близость своих детей к компартии. Детей было четверо: Ле-опольдо, Луис, Анхелика и Берта. Луис, художник, с 1932 года входил в «творческую бригаду» Давида Альфаро Сикейроса. Благодаря Луису Давид подружился с семьей Ареналей, а Анхелика через несколько лет — в Испании — стала его женой. В интеллектуальных кругах Мехико каламбурили: «Сикейрос со всех сторон окружен песками, не подступиться». По-испански «arenal» означает «барханы, зыбучие пески».

В начале 1939 года Анхелика вернулась из Испании в Мексику и была привлечена Леопольдо к работе по «Старику». Позже в Мехико появился Сикейрос и после беседы с Григулевичем, которую организовал Леопольдо, дал согласие на участие в операции.

Леопольдо получил псевдоним «Поло» и стал основным помощником Иосифа. Григулевич никогда не идеализировал друга, знал слабую сторону его характера: он был излишне самоуверенным, вернее, самонадеянным. Однако этот недостаток не затмевал его достоинств. Леопольдо не надо было подстегивать, нацеливать на работу. Наоборот, часто приходилось сдерживать, призывать к осторожности и осмотрительности. Иосиф постоянно напоминал ему, что троцкистская агентура не дремлет. Казалось, уроки бдительности не прошли для Леопольдо бесследно. Но без «историй», иногда комических, не обходилось.

Так, в поле зрения «Поло» попал однажды… агент НКВД «Сизиф», прибывший в Мехико с самостоятельной задачей внедрения в окружение близкому к Троцкому Диего Риверы. «Сизиф», следуя полученным инструкциям, навестил художника, поделился с ним переживаниями по поводу «перерождения» ВКП(б) и заявил, что намерен посвятить свою жизнь борьбе за восстановление ленинских принципов в деятельности Коминтерна. Доверчивый Ривера похвалил «Сизифа» за верность идеалам Ленина и попросил его начать эту работу с МКП, делами которой, по его словам, «все более нагло заправляли сталинисты».

«Сизиф» снял комнату в пансионате на улице Парис в доме номер 7, который принадлежал Электе Ареналь. В пансионате было всегда людно: среди жильцов были политические беженцы из Европы, коммунисты последовательные и коммунисты колеблющиеся, ярые сталинисты и тихие троцкисты, мятущиеся интеллигенты и лица богемных профессий. «Сизиф» быстро освоился в политических кружках Мехико, стал выявлять близких Ривере людей и постепенно сближаться с ними.

В самый разгар операции «Гиена» (так обозначали Риверу в документах НКВД) «Сизиф» обнаружил, что кто-то побывал в его комнате, переворошил все бумаги и заглянул в записную книжку, которую агент неосторожно держал в ящике письменного стола. По мнению агента, любопытство могли проявить или сам Ривера, или Леопольдо Ареналь, с которым «Сизиф» установил «почти товарищеские» отношения. Леопольдо ежедневно приходил в пансионат и, как отметил агент, «довольно часто беседовал со мной — человеком, в принципе, посторонним, — относительно партийных дел».

«Теперь я понимаю, — написал в отчете «Сизиф», — что у Риверы или Леопольдо в отношении меня появились какие-то подозрения. Один из них попытался проверить свои сомнения и залез в мои вещи…»

Невозможно себе представить Риверу, отличавшегося солидной комплекцией, за подобным занятием. Вряд ли он мог незаметно проникнуть в дом, где хозяйничало семейство Ареналей. Стоило ли рисковать художнику, чтобы покопаться в бумагах незадачливого агента? Конечно, это было дело рук Леопольдо, у которого танцы «Сизифа» вокруг «подголоска Троцкого» — Риверы вызвали настороженность.

Вскоре «Сизиф» бесследно растворился в молочно-белесом тумане незавершенных операций НКВД. А в Центре на его забавном до наивности отчете чья-то решительная рука оставила резолюцию: