Нил Никандров - Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло»

Не меньшие сложности возникали с задействованием агента «Раймонда». Это была многоэтапная операция, которая, начавшись в Париже, была продолжена в Нью-Йорке и, наконец, переместилась в Мехико. «Раймонд» не раз говорил Сильвии Агелоф, что затевает серьезное коммерческое дело в мексиканской столице. «Мне будет очень не хватать тебя, — внушал он Сильвии. — Мы созданы друг для друга. Нам пора узаконить наши отношения». Поэтому, когда Сильвия получила телеграмму «Раймонда» с одним словом — «Приезжай», она без долгих раздумий отправилась в Мехико. Поселилась она вместе с Морнаром в гостинице «Монтехо». Когда в феврале 1940 года Агелоф была принята Троцким на работу в качестве секретаря, это было расценено Эйтингоном как подтверждение верности задуманного хода.

В «крепости» Морнара знали как «жениха Сильвии». Едва ли не ежедневно он привозил ее «на работу», а в конце рабочего дня пунктуально встречал у ворот. Об исполнительности и трудолюбии Сильвии Лев Давидович отзывался с непременной похвалой. Она была идеальным секретарем, потому что умела делать все: от стенографирования до подготовки аннотаций по материалам прессы. «Раймонд» продолжал разыгрывать роль аполитичного человека, оставаясь вне обычного круга общения Троцкого. «Бельгиец» был рядом с ним, мелькал где-то поблизости, но интереса к личности изгнанника не проявлял. При случае оказывал услуги телохранителям, гостям Троцкого, развлекал их на пикниках. Эйтингон не спешил с активизацией «Раймонда». Это был запасной вариант. Главная надежда возлагалась на стремительную и беспощадную атаку группы Сикейроса!

Однажды Леопольдо порекомендовал в «группу поддержки» комсомольскую активистку Лауру. Так Иосиф познакомился с Лаурой Араухо Агилар, девушкой двадцати трех лет, строгие глаза и белозубая улыбка которой раз и навсегда покорили его. Лаура работала учительницей в начальной школе. Она была родом из небогатой многодетной семьи. В семье не было мужчины. Отец умер в 30-е годы, и потому все держалось на матери и на родственниках, которые, пусть скудно, но помогали, когда деньгами, когда продуктами.

Лаура была максималисткой. В отличие от других членов семьи она интересовалась политикой и разбиралась в азах марксистской теории.

Сегодня сестры Лауры, которым перевалило за 70, в один голос вспоминают о том, что она была «лидером» в семье и «всеми командовала». Дело дошло до того, что Лаура запретила матери и сестрам ходить в церковь: «Священники вас обманывают!» Никто не сказал и слова наперекор. Подчинились.

Рутина жизни семейства Араухо вызывала у Лауры отторжение. Хотелось совершенно иной — самостоятельной судьбы. Возможность вырваться из «сонного оцепенения» представилась Лауре в облике невысокого симпатичного парня по имени Хосе. Веселый прищур его глаз не исчезал даже тогда, когда он говорил о делах серьезных. Их отношения быстро переросли рамки сугубо конспиративных. Взаимное притяжение было столь велико, что Иосиф нарушил — впервые! — золотое правило: не смешивать личную и нелегальную жизнь. Разве имели отношение к операции «Утка» те часы, которые провели они за столиком в кафе «Такуба»? Или на ярко расписанной лодке, скользящей по зеленой воде одного из каналов Сочимилко? Или в кинотеатре неподалеку от площади Санто-Доминго? А ведь совсем недавно «Фелипе», давая характеристику тому или иному члену «группы Сикейроса», отмечал как достоинство: «Женщинам увлечь себя не дает. Как бы далеко ни зашли отношения, во имя интересов дела готов без сожаления поставить на них точку».

Встреча с Лаурой была важнейшим событием в жизни Иосифа. В напряженные дни по подготовке операции он сумел понять, что Лаура — его судьба, его будущая верная спутница в беде и радости. Их удивительное соответствие друг другу отметил Эйтингон, сказавший однажды Иосифу:

«С вас только семейный портрет рисовать, вы как голубки на одной ветке. Повезло тебе, брат. Разведчику необходимо иметь прочный тыл. Мексиканки — верные жены. Она не подведет. Всегда прикроет, отстреливаясь до последнего патрона».

Иосиф рассмеялся:

«Надеюсь, до этого не дойдет. Патроны нам пригодятся в Койоакане. Но ты прав в главном. С Лаурой у нас серьезные отношения».

Иосиф и Лаура заключили гражданский брак весной 1940 года. В семье Араухо никто, даже мать, об этом не знали. Лаура умела принимать самостоятельные решения.

Эйтингон завидовал. У него была семья в Москве. И у него же был в самом разгаре затяжной роман с Каридад Меркадер [24] Каридад дель Рио родилась в 1892 году в Сантьяго-де-Куба. Ее отец был губернатором провинции и вошел в историю острова тем, что первым дал вольную черным рабам. В начале XX века семья переехала в Испанию. Каридад отдали в привилегированную школу «Саградо Корасон де Хесус». Потом — замужество. Она стала добропорядочной матерью, исправно рожала детей: четырех сыновей — Пабло, Рамона, Хорхе, Луиса и дочь Монсеррат. Однако в начале 20-х Каридад Меркадер увлеклась политикой — безоглядно, самоотверженно — и сблизилась с анархистами, богемой, бунтующими интеллектуалами. Где-то в 1934— 1935 годах она вступила в компартию Франции. В 1936-м Каридад была привлечена к сотрудничеству с НКВД. , женщиной в критическом возрасте, с трудным характером, страстной, крайне нерасчетливой в любви и поступках. Их отношения начались в Мадриде, в годы гражданской войны. Импульсивность и пылкость Каридад нередко заставляли ее пренебрегать элементарной осторожностью, и это тревожило Эйтингона. Но порвать с Каридад «Том» не мог, потому что это вызвало бы непредсказуемую реакцию женщины, сын которой оставался «запасным вариантом» операции «Утка».

Вместе Иосиф и Лаура прожили почти пятьдесят лет, и каких! Им пришлось пережить продолжительное преследование ФБР, двухгодичную разлуку, облавы «Сексьон Эспесиаль» в Буэнос-Айресе, смерть от врожденного порока сердца шестимесячного сына в Рио-де-Жанейро, разведывательную эпопею в Италии в самый разгар «холодной войны», «жизнь с нуля» в 50—60-е годы в Москве, злобную травлю первых лет «перестройки». Они преодолели эти тяжкие испытания рядом…

В подробной хронологии жизни Сикейроса, составленной Анхеликой Ареналь, женой художника, и названной «Человеческая и профессиональная биография», наиболее лаконично освещен 1940 год: «Художник принимает участие в политической борьбе против Троцкого. Его преследуют, арестовывают и заключают в тюрьму Федерального округа. Оправданный в законном порядке, оказавшись на свободе, он вынужден выехать за границу». В этих четких безапелляционных фразах чувствуется правка Сикейроса, его твердая рука, раз и навсегда определенная интерпретация тех событий. Покушение на жизнь основателя Четвертого интернационала подается художником как «участие в политической борьбе». Потом, много лет спустя, работая над своими воспоминаниями, художник ни на йоту не отступит от этой формулировки.