Ник Барон - Полковник Ф.Дж. Вудс и британская интервенция на севере России в 1918-1919 гг.: история и мемуары

Любопытное доказательство происхождения русских можно было увидеть в отчетливо восточном характере ранних экземпляров оружия, в изогнутых лезвиях и легкой рукоятке мечей и утонченном, почти женственном орнаменте копий и пик. Некоторые старинные катапульты были сделаны очень искусно, и тем более удивительно было изучать их при искусственном освещении, к тому же когда рядом находился еще и телефон. Меня настолько увлекли предки артиллерии, что архимандриту пришлось довольно настойчиво предложить мне осмотреть сокровищницу. Это звучало не менее интересно, а когда к нам присоединились два огромных монаха, бесшумно скользивших за нашими спинами, стало совсем захватывающе. Хозяин объяснил присутствие охраны существовавшим в монастыре строгим правилом, согласно которому сокровищницу можно было открывать только в присутствии трех старших священников; от нее был всего лишь один ключ, который он всегда носил с собой.

Скрытая дверь увела нас в лабиринт проходов и лестниц, пока мы наконец не остановились перед металлической дверью высотой примерно шесть футов, шириной два с половиной и толщиной три дюйма. Она была выкрашена в зеленый цвет — без сомнений, для защиты, поскольку была сделана из чистого золота. В этой большой квадратной палате не имелось окон, зато было много электрических ламп, и мне дали понять, что внутри было много различных хитроумных ловушек, чье устройство, конечно же, нам не раскрыли. Стены были покрыты бесценными старинными гобеленами и золотой вышивкой, на внутренних колоннах висело много золотых ламп, распятий и икон, а также мечи, инкрустированные драгоценными камнями, и прочие подобные украшения. В стеклянных ящиках вдоль стен и в центре комнаты находились изящные миниатюры с портретами российской императорской семьи, резные орнаменты из слоновой кости, золотые подсвечники, а также иконы, сделанные из золота, слоновой кости и перламутра. Однако, на удивление, многие ящики оказались пустыми, хотя вельветовые подушечки под стеклом еще оставались примятыми, словно на них лежало что-то тяжелое, и под ценностями, которые нам разрешили осмотреть, проступали следы других предметов, отличающихся по форме.

Мы осмотрели великолепную и ценную коллекцию предметов искусства, но, я убежден, так и не увидели настоящие сокровища. Особенно обращало на себя внимание отсутствие бриллиантов, изумрудов и рубинов, хотя эти драгоценные камни являлись довольно популярным подарком русской церкви от ее богатых прихожан. Думаю, что здесь было принято прятать сокровища от посторонних глаз во время подобных экскурсий в качестве меры предосторожности, из-за чего мы так и не увидели ни один из роскошных даров, которыми, согласно слухам, покойный царь осыпал монастырь в 1913 году.

Наконец, мы прошли в личную часовню Его Преосвященства, где он подарил мне прекрасную икону, освященную им самим. После этого он в течение нескольких секунд пристально глядел на меня, не произнося ни слова. Не знаю, было ли это гипнозом, но эффект был таким же освежающим, как от здорового сна.

Вернувшись на борт парохода и покидая гавань, я ощущал сильнейшее желание еще раз вернуться в Соловецкий монастырь. Но этому желанию не суждено было сбыться. Маленькая колония, строительство и организация которой заняли почти семьсот лет труда, которой многие поколения мастеров дарили свои лучшие шедевры живописи и резьбы, и в которую цари, князья, дворяне и паломники несли богатые дары, чтобы она в течение этих веков сохраняла свое благосостояние, — это мирное место, где бесчисленные тысячи усталых и отчаявшихся душ нашли утешение, сейчас превратилось в большевистский лагерь для смертников, из которого еще ни одному заключенному не удалось вернуться живым.

Летом <1918 г.> руководство железной дороги построило на станции два новых деревянных здания, в которых предполагалось устроить служебные помещения, однако в качестве альтернативы старому театру или железнодорожному вагону мы выбрали их под нашу зимнюю штаб-квартиру. Огромную помощь в обустройстве нам оказал лейтенант Кеннеди, сапер, когда-то бывший лондонским актером и офицером известной во всем мире канадской конной полиции. Он проявил незаурядную смекалку, раздобыв отличные внутренние планы помещений и, что было еще важнее, электрогенератор, благодаря которому мы стали независимы от железнодорожного и городского электроснабжения со всеми вероятными неудобствами, которые могли бы вытекать из этой зависимости. Он подобрал старый выброшенный паровой двигатель, а также «нашел» где-то за пятьдесят миль от Кеми динамо-машину, он выпрашивал и одалживал провода и осветительные приборы, из старого товарного вагона он позаимствовал материал и облицевал им столовую штаб-квартиры в тюдоровском стиле, осветив ее приглушенным светом ламп, которые он хитроумно смастерил из коробок из-под печенья. Разрисованные вручную абажуры на обеденном столе создавали эффект респектабельности, которая производила впечатление на всех наших гостей.

Наше новое расположение оказалось очень удобным, так как приезжим было легко нас найти, а мы могли внимательно наблюдать за всеми прибывающими и отправляющимися поездами. Дома были одноэтажными, построенными из массивных бревен, которые соединялись между собой с помощью «ласточкиного хвоста» и стояли на сваях. Потолки были высотой около пятнадцати футов, на чердаке между потолком и крышей был насыпан слой песка толщиной около двенадцати дюймов, чтобы удерживать тепло и защищать дом от холода. На чердак можно было попасть снаружи через смотровые люки. Промежутки между сваями были обшиты досками за исключением фасада, в котором располагалась дверь в подвал. Один дом заняла штаб-квартира Карельского полка и управление районного командования, а второй подготовили для полковника (повышенного до бригадного генерала) Марша, который обещал вернуться в Кемь, однако, к несчастью, пока из-за болезни не мог этого сделать. У генерала Марша был обширный опыт, и он прекрасно знал русский язык и местное население; именно ему я обязан многими полезными советами о характере и привычках русских и о том ?как вести с ними дела, что видно из следующего примера. К кемскому командованию относилась Сорока, город на Белом море в 35 верстах по железной дороге от Кеми. Там находился лесопильный завод, на складах которого лежало очень много леса, а также мастерские местного участка железной дороги. Там стояла часть Белой армии под командованием полковника Круглякова, чья должность оказалась весьма и весьма нелегкой. С железнодорожными рабочими было очень трудно ладить, поскольку среди них активно распространялась большевистская пропаганда и интриги; к тому же там жил генерал Звегинцев, чья позиция оставалась для нас загадкой. Под его командованием не находилось никаких войск, лишь несколько офицеров, но он, казалось, пользовался определенным влиянием среди железнодорожных рабочих. В конечном итоге, из-за угрозы забастовок и прекращения работы я был вынужден послать двух хороших специалистов из военной разведки, чтобы они разобрались в причинах беспорядков. Их донесения меня удивили, однако вскоре их данные подтвердил капитан Бленнерхаасет, офицер разведывательной службы Военного министерства. В обоих докладах говорилось, что генерал Звегинцев находится в постоянном контакте с неким человеком или группой людей на вражеской <���большевистской> стороне и что ответственность за пропаганду и волнения лежит на главном инженере Сахарове; согласно донесениям, некоторые из его речей носили весьма определенный политический оттенок. Эта информация была тут же передана в мурманскую штаб-квартиру, и Кругляков, следуя моему приказу, поместил месье Сахарова под арест. В мастерских и на лесопильном заводе вновь воцарился мир, и тем удивительнее мне было получить от генерала Марша телеграмму следующего содержания: