Феликс Медведев - О Сталине без истерик

Сталин с переводчиком встретили «гостей», и все спустились в кубрик. Разговаривали они часа четыре. Попрощались на баке, прямо передо мной. Капитан подал команду: «На полную, огней не зажигать». Спустя какое-то время я услышал два глухих выстрела. Потом еще и еще. Спросил того, кто торчал возле: «Стреляет кто-то или померещилось?» «Померещилось», – ответил тот. «Ни хрена, – говорю, – из маузера стреляли…» Тот отмахнулся. Дальше идем, засветлело. Видно стало, что матросов на баке и по бортам нет. И того, кто к баку приставлен, тоже нет. Беспокойство у меня поднялось, тревожно стало. Не дурак же, понимаю, что рейс наш «темнее» некуда. А выстрелы? Получается, рейс секретный, а стреляют. Тот же, кто возле меня, будто кот настороженный: чует, что я задумался, глаз с меня не сводит. Плохо мое дело, думаю. До берега же еще часа два. Молчу. Тут навстречу из мороси, прямо по курсу прет танкер. Когда прошел он мимо, я того, что со мной, «на калган» взял. Жестко так, от души. Грех на мне: добавил ему штангой пару раз… И пластуном к фальшборту, взялся за концы и нырнул. А самому страшно: человека порешил… Отошел малость в воде. Подчалился к иллюминаторам в машинное… Нет никого! Один только охранник мельтешит у дизеля. Меня как резануло по мозгам! Ну, сказал себе, прощайте, мои товарищи-братцы! А я еще рассопливился, гада пожалел. Оттолкнулся от буксира своего родненького и поплыл на север, по течению, куда вынесет. Как до берега добрался, сейчас не помню. Все думал, ищут. Деваться мне некуда. Одно только утешало – родителей уже давно на свете нет. И детей у меня нет, слава Богу. И жены нет. Значит, мучить некого за меня. Некого казнить. Вот какая радость-то, что один ты на свете…

Мотало меня море, может двое или трое суток. Пока от Поти уходил и до берега добирался, чуть жив остался… Болотами шел суток пять или шесть. И недельки через две дотопал до Гудауты. А там кунак отцов жил – Нестор. Только я ночью в дом вполз, Нестор за Капитоном послал, тот, как потом, через несколько лет, дочка Нестора мне рассказала, уже все знал, его обо мне пограничник осведомил. Капитон понял, что деваться мне больше некуда, кроме дома Нестора. Капитон-то тоже отца моего хорошо знал… Пришел он и приказал меня не будить, чтобы я выспался. Понимал, сколько я без сна.

Подняли меня к полудню. С Капитоном у нас был долгий разговор. Потом уложил он меня в бричку, соломой накрыл, отвез до озера Рица. Дал удостоверение на чужую фамилию. Паспортов тогда еще не было. Попрощался я и пошел в горы через лес. Добрался перевалом до Красной Поляны, а там Северный Кавказ – Россия.

…Как я выжил, долго рассказывать. Скажу только, что в конце 1937 года, когда увидел, что берут людей бессчетно и дают вышака, придумал себе спасение – продал мужикам пару казенных хомутов, подставился значит. Меня и загребли по 162-й часть 1. И дали всего три годочка… На фронт не попал. А за кого воевать-то надо было? «За Родину», «За Сталина», «За Гитлера»? Я ведь не мог забыть, как они встретились тогда, будто вчера расстались, друзья закадычные… О чем они договаривались? Как мир поделить? Как лишних людей убрать? Но я знал – разбойники никогда ни о чем до конца не сговорятся.

Недаром один немец из пленных спросил меня как-то, знаю ли я, отчего Гитлер Рема убрал? [Эрнст Рем – один из лидеров национал-социалистов, готовил заговор против Гитлера и был уничтожен им в 1934 году. – Ф. М. ] Нет, не оттого что Рем был его главным конкурентом. Потому убрал, что Рем выговор сделал фюреру за самоуправство, за то, что посмел без согласия партии сговариваться за спиной германского народа со Сталиным-уголовником… И еще я узнал кое-что: буксир-то мой к месту приписки не вернулся. Утонул в ту самую ночь. И все концы вроде бы с собой унес. Ан нет… Я-то живой пока. А теперь вот за тобой очередь – тайну эту носить…

Не знаю, было ли на самом деле то, о чем поведал давний посетитель, или это его фантазия. Но, как считают исторические романисты, если какое-либо событие не имело место быть на самом деле, но по исторической логике вполне могло произойти, значит, можно на его основе строить повествование. Так и в нашем случае. Могли ли встретиться два тирана, так похожие в своих устремлениях покорения мира? Теоретически да. Поэтому считаю, что рассказ Вениамина Додина заслуживает сегодня нашего внимания. А правду мы вряд ли когда-нибудь узнаем.

Время летних отпусков – пора отдохновения. Вся страна на колесах, в самолетах, в авто. Идет великая миграция – уставшие за рабочий год наши трудящиеся спешат отдаться, как поется в знаменитом шлягере 1930-х годов, солнцу, воздуху и воде.

А по мне летний месячный отгул от работы – та же самая работа. Диктофон крутится на полную катушку. Так, отдыхая несколько лет назад в санатории «Марьино», что в Курской области, я атаковал своими расспросами директора санатория Бориса Ильича Воровича.

Напомню, Марьино – уникальный дворцово-парковый ансамбль, построенный князьями Барятинскими в начале XIX века. Кто только не живал – не бывал в Марьино! От великих князей до Брежнева и Горбачева. Особый случай – месячное гостевание в усадьбе легендарного чеченского имама Шамиля, которого царский генералитет не мог одолеть в течение четверти века. Плененный генералом Барятинским, хозяином Марьино, он стал почти что его другом и по пути в вечное калужское изгнание навестил князя, о чем свидетельствует памятная доска внутри санатория.

Бориса Ильича можно слушать бесконечно. В его памяти хранится множество любопытных историй.

– Люкс, в котором мы сейчас находимся, имеет свою историю. Это часть покоев строителя – владельца дворца князя Александра Ивановича Барятинского. Здесь многое осталось так, как было двести лет назад: интерьер, убранство, мебель. Мы, правда, добавили несколько пикантных вещиц. Стол, на котором стоит телефон и за которым мы с тобой расположились, а также тумбочка рядом – из кабинета Юрия Андропова. Когда он умер, мне позвонили и предложили воспользоваться мебелью из кабинета генсека. А два огромных зеркала, что стоят в больших проемах при входе сюда, привезены с дачи Сталина в Волынском.

Было это лет двадцать назад. Я лежал в больнице как раз рядом с тем местом, когда мне позвонил тогдашний директор бывшего сталинского имущества и сказал, что ему приказано списать старинную и как бы уже никчемную мебель и зеркала из помещений Сталина. И предложил, если я захочу, забрать «рухлядь» в Марьино. Вот так в больничных стенах я и оформил нужные бумаги.

А вообще Волынское я знаю давно. Я застал еще ту самую женщину, которая была при вожде сестрой-хозяйкой. Она многое рассказала. Я спросил ее о назначении дырок в стенах комнат, где работал Сталин, и вот, что она поведала. Почту, которую приносили Сталину, он читал выборочно. Скажем, всегда просматривал журнал «Огонек», вглядывался в иллюстрации: приглянувшиеся картинки вырезал большими ножницами, потом молотком стомиллиметровыми гвоздями прибивал к стене. Вот почему простенки у окна избиты дырками. А между тем дочь Сталина Светлана жаловалась, что в доме, где жил отец, не было ни одного портрета ни ее, ни брата Василия. На самом видном месте висела репродукция из «Огонька» «Девочки с персиками» Серова.