Сергей Алексеев - Дж. Р. Р. Толкин

«Наследникам» не осталось ничего иного, кроме как нести крест обвинений в «подражательстве». Даже обратившись снова к толкиновским первоисточникам, можно было получить лишь похожий на толкиновский результат. А «нетолкиновских» источников на Западе не осталось. Кое-кто, конечно, смело рискуя деньгами издателей, сдабривал тексты восточной (славянской, ассиро-вавилонской, китайской…) экзотикой. Иногда получалось замечательно. Но по определению несравнимо с подразумеваемым оппонентом — хотя бы одним откликом в читательских умах. Так что сознательное, открыто заявляемое «подражательство» Профессору даже для создателей вполне оригинальных фэнтезийных миров превратилось постепенно в хороший тон. Такова У. ле Гуин, чье Земноморье отстоит от Средиземья гораздо дальше, чем иные миры, создатели которых с жаром отрицали роль «учеников Толкина».

О чем и говорить, если даже «Космическая трилогия» и «Хроники Нарнии» Клайва Льюиса, друга и соратника Толкина по кружку «Инклингов», подчас воспринимаются массовым читателем едва ли не как довесок к трудам старшего коллеги. И это при том, что дарования и познания двух патриархов фэнтези были вполне сопоставимы, а названные циклы на самом деле демонстрируют возрастающие расхождения между ними — творческие, эстетические, в некотором смысле даже идейные. Можно сказать, что «Властелин Колец» и «Сильмариллион» лучше и логичнее смотрелись бы как итог развития фэнтези, чем как его импульс. Совершив в лице Толкина рывок в Большую Литературу, фэнтези в его же лице отведенное место в ней и заняло. Для других мастеров простора почти не осталось (Льюис — чуть ли не единственное явное исключение).

Итак, история фэнтези, особенно эпического фэнтези, четко делится на две эпохи — «до» и «после» «Властелина Колец».

Последняя продолжается доселе. Проблема «эпигонства», как ясно уже из вышесказанного, здесь просто неотступная данность. Талантливый фэнтезийный автор может сотворить действительно оригинальный и запоминающийся мир даже из одних шаблонов. Признанная «королева» американского фэнтези А. Нортон едва ли могла быть сочтена свободной от «подражательства» (отнюдь не только Толкину). Но созданные ее фантазией миры и мифы вовсе не «клонированы» и неизменно имеют заслуженный успех у читателя. Умение оригинально скомбинировать мотивы — может быть, главное при создании современного «вторичного мира».

Конечно, есть авторы, которые принципиально отказываются быть чьим бы то ни было «наследником». Но в открытую бросая вызов первообразу, они оказываются едва ли не в большей зависимости от образца, чем его «ученики». Наиболее закономерная и продуктивная реакция на проблему «эпигонства» и освобождение от нее — осмеивание фэнтезийной эпики. Столь же закономерно и читательское признание подобных текстов. Грандиозный успех откровенно пародийного «Плоского Мира» Т. Пратчетта — лучшее тому свидетельство.

Что же до полемики, то она может вестись как самими «учениками» (и ведется — от У. ле Гуин и С. Дональдсона до Т. Уильямса), так и теми, для кого эта роль абсолютно неприемлема. Благо толкиновский или льюисовский «консерватизм» дает новой эпохе немало поводов для оппозиции.

Некоторые из оппозиционеров при этом создавали яркие, запоминающиеся и цельные миры, блестящие образцы фэнтезийной эпики, как «Плоская Земля» Т. Ли. Но «Новая волна» фэнтези — все-таки «Новая волна», не более и не менее. Прилагать к ней четкие поджанровые классификации рискованно. Духовный отец ее и лидер, М. Муркок, решительно смешивающий и выворачивающий наизнанку во всех своих многих десятках томов образы как эпического, так и героического фэнтези, — лучший тому пример.

Что же касается собственно «наследников» и «учеников», то основная масса саготворцев на особые литературные лавры не претендует. Фэнтези благополучно стало ветвью развесистого древа массовой культуры, и с этим едва ли можно и нужно что-то «делать». Однако среди не одной сотни благополучно и заслуженно забытых фэнтезийных королевств встречаются отдельные «вторичные миры», заслуживающие упоминания в летописи не только фантастического, но и «большой» литературы. Такие жемчужины в море эпического фэнтези, возможно, наперечет — но они есть. Есть уже не раз упоминавшаяся У. ле Гуин со своим «Волшебником Земноморья», теперь уже пенталогией. Есть также упоминавшийся уже С. Дональдсон, чьи «Хроники Томаса Ковенанта» — одно из немногих произведений, по праву сопоставляемых с прообразом-оппонентом, со «Властелином Колец», на основании и религиозно-философской глубины, и масштабности замысла, и литературных достоинств. Есть Т. Уильямс, чей мир «Памяти, печали, шипа» очевидно вторичен по отношению к толкиновскому — и в то же время не повторяет его, поскольку как раз вполне самостоятельно черпает из «толкиновских» источников.

И конечно, нельзя обойтись без упоминания Р. Джордана, который вошел в историю как автор самого объемного — и, увы, оставшегося неоконченным автором — фэнтезийного романа. Ведь непомерно-многотомное «Колесо времени», по справедливому признанию своего создателя, — единый роман, а не цикл романов. Эпос Джордана интересен очевидной попыткой превзойти подразумеваемый «прототип». Достаточно отметить, что на карте толкиновского Запада к моменту действия «Властелина Колец» — лишь около десятка государств и племен, тогда как у Джордана — раза в три больше, и автор ставил себе цель расписать историю и внутреннюю жизнь каждого…

Вослед классикам Британии и США подтягиваются «эпики» и других стран. Канадец Г. Г. Кэй, редактировавший некогда «Сильмариллион», в «Гобеленах Фьонавара» произвел на свет уже собственный «вторичный мир» — одновременно полемичный и подражательный по отношению к Средиземью. Развертывание миров Кэя привело его на дороги «параллельной истории» — бурно развивающегося направления, также относимого к эпическому фэнтези.

Историческое фэнтези начиналось с пересказов на новый лад артуровских сказаний. Здесь можно вспомнить поэмы Ч. Уильямса и, конечно же, «Короля былого и грядущего» Т. Х. Уайта.

Но если «артуровские» или «нибелунгские» сюжеты по определению вписываются в понятие эпического фэнтези, то историческое фэнтези в целом выходит за его пределы. Оно имеет дело чаще всего не с мифологическим, а с нашим «первичным миром». Реальная история его уже написана и, как правило, не нуждается в авторском повторении, хотя есть примечательные исключения. Иное дело «параллельная» (не альтернативная) история, при которой реальные в целом исторические события происходят с вымышленными народами и государствами. Здесь перед автором широкие возможности — и потребность — творить «вторичную», литературную реальность. И большое искушение создать развернутый эпос. Ярчайший пример здесь — К. Кёртц с циклом «Дерини».