Сергей Алексеев - Дж. Р. Р. Толкин

По мере ухудшения здоровья, однако, мысли Толкина всё больше обращались к «Сильмариллиону». Около 1970 г. Толкин начал работать с выполненной по его поручению машинописью «Маэглина». В обе копии машинописи были внесены довольно непоследовательно и параллельно изменения, придавшие сказанию окончательный вид. Кроме того, Толкин сделал большое количество примечаний к «Маэглину» по разным поводам. Это была последняя крупная повествовательная работа о Средиземье. Переработать весь текст «Падения Гондолина» Толкину так и не было суждено.

Толкин продолжал трудиться над историей Средиземья и в последний год жизни. В 1972–1973 гг. он написал легенду о Кирдане Корабеле, призванную объяснить упоминание во «Властелине Колец» исключительной мудрости этого эльфийского владетеля. В эти же годы он вновь обращается к образу Галадриэль, пытается подробно разъяснить образ волшебников и могущество появляющегося на страницах «Властелина Колец» эльфийского витязя Глорфиндела… Работа шла по многим направлениям — слишком многим, чтобы Толкин успел её насколько-то завершить.

Удивительно, но при всех трудах над романом и окружавшим его «Легендариумом» у Толкина в 1940­­–80-х гг. хватило времени и на иные, пусть небольшие по размеру литературные труды. О драме «Возвращение Беортнота» речь уже шла. К этому же промежутку времени относятся две сказки, или, вернее, притчи, чрезвычайно важные для понимания Толкина и его творчества, адресованные им самим уже не детям, а взрослым.

В один из дней 1939 г. Толкин, — личный раз убедившийся, что темы и образы «приходят» ему во сне, — «проснулся с готовой короткой сказкой и тут же ее записал». Так родился «Лист работы Ниггля». Ниггль (что можно истолковать как «Скудный», «Мелочный») — художник, пытающийся создать изображение великолепного Древа. Однако он возится с мелкими деталями, оттачивая образ единственного листа, когда ему приходит время отправляться в Путешествие. На иной стороне его ждёт суд над всеми его делами, тяжелое пребывание в «работном доме» — и выход к свету, новому радостному труду и свободе. Там он находит свое Древо — живым и завершенным, а нашему миру (ибо Путешествие — конечно же, смерть) остаётся на память о забытом художнике только лучший фрагмент картины — лист работы Ниггля.

Толкин, разумеется, думал о себе. Сам он толковал «Лист», опубликованный в 1945 г., а в 1964 г. включенный в сборник «Дерево и лист», как историю о сотворчестве с Творцом, о праве на это и ответственности за результат. «Я попытался показать аллегорически, — писал Толкин, — как оно (сотворчество) может быть принято в Творение в своей истории о «чистилище» «Аист работы Ниггля». Это действительно главный смысл, который он видел в притче, хотя в другом месте отметил, что она не столько «аллегорична», сколько «мифологична» и что она отражает его собственные заботы того времени: «Я тревожился о собственном внутреннем Древе, «Властелине Колец». Это всё, однако, он считал второстепенным — будучи и прав, и не прав. «Лист» и о «сотворчестве», и о связанной с этим внутренней тревоге автора — гораздо более постоянной и гораздо более глубокой, чем тревога за любое конкретное произведение. Толкин боялся и уповал как на приятие его дара Богом, так и на то, что дар всё-таки будет принесён людям. Но в то же время, критично оценивая собственную «мелочность» в работе, он уже тогда сомневался, что успеет её завершить. Оставить здесь хотя бы «Лист»… и увидеть бы Древо на том берегу мира!

Вторая притча, написанная Толкином спустя долгие годы, тоже, вне сомнения, о творчестве и судьбе творца-человека, хотя и в ином аспекте. Это «Кузнец из Большого Вуттона», написанный в 1965 г., а опубликованный в 1967-м. Толкина попросили написать предисловие к сказке Дж. Макдональда, которая при перечитывании ему не понравилась. Увлекшись полемикой с давно усопшим автором, он в качестве обращенного к читателю «примера» стал сочинять собственную историю, которая вскоре зажила своей жизнью.

Главный герой сказки — Кузнец, благодаря обретенному в детстве дару, чудесной звезде, спрятанной в праздничном деревенском кексе, получает право посещать Феерию. В финале ученик Мастера Повара на памятном празднике, Альф, сам уже деревенский Повар, раскрывается Кузнецу как Король Феерии — и велит вернуть дар, оставив звезду преемнику. Кузнец не без тяжести на сердце, но добровольно уступает, — теперь он отдаётся повседневным заботам семьи и своему ремеслу, сохраняя светлую память о былом. Альфу и Кузнецу противопоставляется полный напыщенной житейской мудрости Повар Нокс, отчасти напоминающий наименее симпатичных хоббитских персонажей «Властелина Колец».

«Кузнеца» многие нашли обычной детской сказкой, часто он так и подается, вопреки ясно выраженному мнению автора: «Сказка была (конечно же) не предназначена для детей! Книжка старого человека, уже обременяемого предчувствием «утраты». Может быть, в силу этого Толкин искал и находил в истории какие-то иные аллегорические смыслы, даже утверждал, что заложил в неё притчу о церковной жизни: «Волшебная страна — это не аллегория, она воспринимается как нечто реально существующее за пределами воображения. Там, где речь идет о людях, действительно присутствует элемент аллегории, и мне это кажется очевидным, хотя никто из читателей и критиков на это внимания пока не обратил. Никакой «религии» в сказке, как обычно, нет; но Мастер Повар, Большой Зал и т. д. представляются мне достаточно прозрачной (отчасти сатирической) аллегорией на сельского пастора и деревенскую церковь, чьи функции мало-помалу утрачиваются и забываются, теряя всякую связь с «искусствами» и сводясь к тривиальному поглощению пищи, так что последние следы чего-то «иного» сохраняются только в детях».

Очевидно, так оно и было, но в первую очередь это всё-таки история о том, как радостно и важно обретение собственного волшебного мира, «Побег» из обыденности, и сколь неизбежна «утрата» со временем, даже если «возвращение» и имеет смысл. X. Карпентер видел в «Кузнеце» своеобразное прощание Толкина: «Это была последняя сказка, которую он написал».

Толкину иногда можно приписать — и он сам мог к этому временами склоняться — стремление воспеть «простое и обычное» как являющееся причиной и итогом всего возвышенного и героического. Что же, «Властелин Колец», как мы его знаем, заканчивается сценой возвращения проводившего Фродо и Бильбо на Истинный Запад Сэма домой в Шир, к любящей хозяйственной жене и маленькой дочурке: «Сэм повернул к Приречью и к вечеру добрался до подножия Холма. Еще поднимаясь наверх, он заприметил желтые огоньки в окошках усадьбы. Камин пылал вовсю, стол был накрыт к ужину. Рози схватила Сэма за руку, живо втащила внутрь, усадила в любимое кресло и водрузила ему на колени крошку Эланор.