Максим Гиллельсон - М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

Лермонтова чтение Байрона — всем известно; но не одно

это, и характер его, отчасти схожий с Байроновым,

был причиной, что Лермонтов, несмотря на свою само­

бытность, невольно иногда подражал британскому

поэту.

Наконец, в исходе 1834 года, Лермонтов был произ­

веден в корнеты в лейб-гвардии Гусарский полк и оста­

вил юнкерскую школу. По производстве в офицеры он

начал вести рассеянную и веселую жизнь, проводя

время зимой в высшем кругу петербургского общества

и в Царском Селе, в дружеских пирушках гусарских;

летом — на ученьях и в лагере под Красным Селом,

откуда один раз он совершил романическое путеше­

ствие верхом, сопровождая ночью своего товарища

на одну из дач, лежащих по петергофской дороге. Путе­

шествие это описано им в стихотворении «Монго» очень

игриво, но не для печати.

Лермонтов, как сказано, был далеко не красив со­

бою и в первой юности даже неуклюж. Он очень хо­

рошо знал это и знал, что наружность много значит при

впечатлении, делаемом на женщин в обществе. С его

чрезмерным самолюбием, с его желанием везде и во

всем первенствовать и быть замеченным, не думаю,

чтобы он хладнокровно смотрел на этот небольшой

свой недостаток. Знанием сердца женского, силою своих

речей и чувства он успевал располагать к себе жен­

щ и н , — но видел, как другие, иногда ничтожные люди

легко этого достигали. Вот как говорит об этом один

из его героев Лугин, в отрывке из начатой повести:

174

«Я себя спрашивал: могу ли я влюбиться в дурную?

Вышло нет: я дурен и, следственно, женщина меня лю­

бить не может. Это ясно». Потом далее продолжает:

«Если я умею подогреть в некоторых то, что называют

капризом, то это стоило мне неимоверных трудов

и жертв; но так как я знал поддельность этого чувства,

внушенного мною, и благодарил за него только себя,

то и сам не мог забыться до полной, безотчетной любви:

к моей страсти примешивалось всегда немного злости ;

все это грустно — а правда!..»

В обществе Лермонтов был очень злоречив, но душу

имел добрую: как его товарищ, знавший его близко,

я в том убежден. Многие его недоброжелатели уверяли

в противном и называли его беспокойным человеком...

Тысяча восемьсот тридцать седьмой год был несчаст­

лив для нашего поэта, которого перевели из гвардии тем

же чином в армию, в Нижегородский драгунский полк,

стоявший в Грузии. В то время Лермонтов написал сти­

хотворение на смерть А. С. Пушкина, убитого тогда на

дуэли. Не удовольствовавшись первоначальным текстом,

он через несколько дней прибавил к нему еще шестна­

дцать окончательных стихов, вызванных толками про­

тивной партии и имевших влияние на его участь...

Мне ничего не известно о пребывании его в Грузии

и на Кавказе за этот год, в конце которого (или в на­

чале следующего) он был возвращен снова в гвардию,

сперва в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк,

а вскоре потом в прежний, где служил 7. В феврале

1838 года, будучи еще в гродненских гусарах, при про­

щании с одним из своих товарищей того же полка

М. И. Ц<���ейдлеро>м, ехавшим на Кавказ для участвова-

ния в экспедиции против горцев, Лермонтов написал

ему на память восемь стихов. Вот они:

Русский немец белокурый

Едет в дальнюю страну,

Где косматые гяуры

Вновь затеяли войну.

Едет он, томим печалью,

На могучий пир войны,

Но иной, не бранной, сталью

Мысли юноши полны.

В последнем двустишии есть очень милая игра слов;

но я не имею право ее обнаружить 8.

В начале 1840 года Лермонтова снова отправили

на Кавказ, за дуэль его с молодым Барантом, сыном

175

французского посланника. В апреле он уже был на пути

из Петербурга в Ставрополь. Тогда-то, в дороге, он

написал известное стихотворение:

Тучки небесные, вечные странники!

Степью лазурною, цепью жемчужною

Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники,

С милого севера в сторону южную... и проч. 9.

Прибыв в эту «сторону южную», он отправился

в горы, в экспедицию против чеченцев. Впоследствии он

описал одно из дел с горцами в своем стихотворении

«Валерик». В то время как Лермонтов уезжал на юг,

издан был в первый раз его роман «Герой нашего вре­

мени»; через год уже вышло второе его издание 10. Так­

же при жизни поэта напечатаны были в одной книге

его мелкие стихотворения, самые безукоризненные, как

выразился о них покойный Белинский. До появления

их вместе они помещаемы были почти исключительно

в «Отечественных записках».

В конце 1840 года Лермонтову разрешен был приезд

в Петербург на несколько месяцев. Перед окончанием

этого отпуска и перед последним своим отъездом на

Кавказ весною 1841 года он пробыл некоторое время

в Москве и с удовольствием вспоминал о том. «Никогда

я так не проводил приятно время, как этот раз в Мо­

с к в е » , — сказал он мне, встретясь со мной при проезде

своем через Тулу. Эта встреча моя с ним была послед­

няя. В Туле он пробыл один день, для свидания с своей

родною теткой, жившей в этом городе. Вместе с ним

на Кавказ ехал его приятель и общий наш товарищ

А. А. С<���толыпи>н. Они оба у меня обедали и провели

несколько часов. Лермонтов был весел и говорлив; пе­

ред вечером он уехал. Это было 15 апреля 1841 года,

ровно за три месяца до его кровавой кончины. По при­

езде в Ставрополь он был уволен, перед экспедицией), на

несколько времени в Пятигорск. Покойный П. А. Гвоз­

дев, тоже его товарищ по юнкерской школе, бывший

в то время на кавказских водах, рассказал мне о по­

следних днях Лермонтова.

Восьмого июля он встретился с ним довольно поздно

на пятигорском бульваре. Ночь была тихая и теплая.

Они пошли ходить. Лермонтов был в странном распо­

ложении духа: то грустен, то вдруг становился он желч­

ным и с сарказмом отзывался о жизни и обо всем его

окружавшем. Между прочим, в разговоре он сказал:

176

«Чувствую — мне очень мало осталось жить». Через не­

делю после того он дрался на дуэли, близ пятигорского

кладбища, у подошвы горы Машук 11.

Вовсе не желая к воспоминанию о смерти Лермон­

това примешивать мелодраматизма, которого при жиз­

ни своей он не терпел, ненавидя всякие эффекты, я не­

вольно должен передать одну подробность о его конце,

сообщенную мне П. А. Гвоздевым. 15 июля, с утра

еще, над городом Пятигорском и горою Машук соби­

ралась туча, и, как нарочно, сильная гроза разрази­