Владимир Мезенцев - Бардин

Не медля ни минуты, Бардин помчался на водокачку. Единственное, что его еще как-то утешало, это то, что в запасном баке всегда имелось около трехсот кубометров воды на случай аварии.

На водокачке растерянно метался старый водопроводный мастер Лисовский. Ему зачем-то понадобилось узнать уровень воды, и он открыл люк, а закрыть не сумел. В результате затопило насосы, электромоторы перегорели.

К счастью, воды было немного. Бардин сам, без водолазных приспособлений, отыскал злосчастный люк и закрыл его. Затем откачали воду, просушили насосы и пустили уцелевшие моторы. Через восемь часов заработала одна домна, через сутки — все остальные.

Скандал получился большой. Главному инженеру устроили нагоняй, а Лисовского судили показательным судом. Такие суды на Дзержинке в то время практиковались довольно часто.

Однажды Бардину пришлось целых две недели участвовать в качестве эксперта на таком разборе. Дело заключалось в том, что при остановке доменной печи, во время ее очистки, раскаленными известковыми газами было сильно обожжено несколько рабочих, некоторые погибли. Бардин в своем заключении отметил, что в учебниках такой способ выдувки рекомендуется, но применять его все же не следовало, так как материалы в верхней части печи могут зависнуть. Кроме того, при этом можно повредить весьма ценные засыпные приборы, а футеровка (защитная внутренняя облицовка) домны, о сохранности которой в этом случае главным образом и заботятся, все равно будет нарушена (печь ставят на выдувку, когда облицовка из жаропрочного кирпича становится ветхой).

Но все это были частности. Дела на заводе шли совсем неплохо. Завод работал значительно лучше других предприятий Юга. И все видели — в этом несомненная заслуга главного инженера. Он не только тщательно вникал в каждый вопрос, требующий квалифицированного технического решения, не только отлично организовал технологический процесс, но и создал инженерный коллектив, который сумел своими силами спроектировать и осуществить серьезную реконструкцию предприятия. Дзержинка в то время даже славилась высоким качеством строительных работ.

Одновременно Иван Павлович не забывал и о научной стороне дела. Он организовал прекрасную химическую лабораторию и пригласил руководить ею опытного химика, профессора из Днепропетровска. Создал тепловое бюро, много времени уделял механизации тяжелых работ.

К концу 1928 года на заводе действовало уже пять доменных печей. В цехах применялась новейшая металлургическая техника. Но Иван Павлович постоянно чувствовал какое-то неудовлетворение. Он очень многому здесь научился, многое сделал, и теперь ему снова думалось, что он в состоянии сделать значительно больше. Его снова тянуло на такое дело, где необходимо воевать с трудностями, чувствовать себя как в бою, когда каждый день необходимо принимать ответственные решения.

Ему вспомнилось, как они, молодые доменщики, собираясь у Михаила Константиновича Курако, мечтали о строительстве нового металлургического завода, который был бы лучше и американских и знаменитых немецких предприятий. В те далекие годы, в условиях царской России, это были несбыточные мечты.

А теперь? Теперь Бардин видел, как по всей стране развертывается небывалая стройка. Совсем рядом строился Днепрогэс. Металл очень нужен! И Иван Павлович чувствовал, что он может дать Родине больше того, что давал. Ему очень хотелось принять активное участие в проектировании будущих заводов, использовать свои знания и опыт, предложить свои соображения и, главное, увидеть, как практически решаются такие задачи в короткие сроки, самому участвовать в создании большой советской металлургии.

С такими настроениями Иван Павлович вместе с другими руководящими работниками завода приехал в канун 1929 года в Харьков в правление Югостали.

Предстояло обсудить производственный план на новый год. Работать приходилось напряженно и по вечерам в гостинице. В один из таких вечеров (Иван Павлович запомнил его на всю жизнь!) — это было 6 января 1929 года — в номер постучали.

Войдите, — пригласил Бардин.

В комнату не вошел, а буквально ворвался юркий человек ничем не примечательной внешности. Разговор с ним Бардин описал в своей книге «Жизнь инженера».

— Насилу нашел вас. Если не ошибаюсь, товарищ Бардин? — начал он, не успев закрыть за собой дверь».

— Да, пожалуйста. Чем могу служить?

— Шагаев, представитель Тельбесбюро. Мне поручили переговорить с вами. Одним словом, поедете в Кузнецк главным инженером?

Вот она, работа, о которой он мечтал! Иван Павлович даже привстал со стула. Он отлично знает, что такое Кузнецк. Ему предлагают строить огромный металлургический комбинат, создать царство механизмов и автоматики, где тяжкий труд металлургов будет максимально облегчен.

Сдерживая свое волнение, он ответил:

— Что ж, я не прочь поехать в Кузнецк. Но… отпустят ли меня с Дзержинки? Это, знаете ли, довольно сложно.

— Дело не в этом, — перебил его бойкий представитель. — Нас интересует, сколько это будет стоить?.. Одним словом, сколько бы вы хотели получать?

— Меня не интересуют деньги! — резко возразил инженер. — Вы только добейтесь, чтобы меня отпустили туда.

— Ну, это несложно. Мы уже имеем на ваш перевод согласие завкадрами товарища Штокмана. Значит, можно сообщить в Москву, что вы согласны?

— Да, пожалуйста.

Откланявшись, визитер вышел, оставив Ивана Павловича в некотором недоумении. Предложение очень взбудоражило его. Но было оно сделано как-то несерьезно, исходило не от людей ответственных, а от какого-то представителя. Этому не следует придавать значения, думал Бардин, возвращаясь в Днепродзержинск…

Но именно с этого дня начался в жизни Ивана Павловича Бардина крутой поворот, знаменовавший собой начало нового пути, приведший его к мировой славе великолепного организатора советской металлургии и вице-президента Академии наук СССР.

Страна в эти годы начинала великую эпопею освобожденного труда — свой первый пятилетний план. Необъятная сельскохозяйственная Россия по слову и руководству партии превращалась в мощную индустриально-аграрную социалистическую державу. На огромных безлюдных просторах страны зашумели стройки, засверкали огни новых заводов и шахт, целых городов. Днепрогэс, Магнитогорск — эти и многие другие названия стали самыми известными, манящими. Сюда стремились тысячи и тысячи энтузиастов, тут совершались невиданные ранее трудовые подвиги.

Но начинать было исключительно трудно. Не было еще опыта, кадров, нужных машин и механизмов. Зато были небывалый подъем, энтузиазм, большевистская воля и целеустремленность. И они помогали преодолевать такие трудности, перед которыми, казалось, просто не в состоянии выстоять человеческий организм.