Хенрик Хинц - Гуго Коллонтай

Таким образом, Коллонтай признает существование отдельной познавательной силы — мысли, обычно называемой душой, — необходимой для правильного и общего познания мира. Роль и содержание этой выделенной силы показывает лучше всего реконструкция коллонтаевского понятия познавательного процесса. Частично этот процесс уже был освещен выше.

На человека воздействуют со стороны внешнего мира разнообразные раздражители, вызывающие через чувства ощущения, — «чувство относит отдельные образы предметов к мысли».

Следующей после «испытывания» и «представления» категорией, объясняемой Коллонтаем, является «понятие». Однако смысл этой категории значительно отличается от принятого сегодня. Коллонтай считал, что если человек представит мыслью вещь таковой, какой он воспринял ее чувством, то можно сказать, что он ее хорошо понял, поэтому понятие замещает в мысли двойственное действие — предмета на чувства и чувств на мысль. Понятие, таким образом, является здесь собственно конкретным восприятием предмета, а не абстракцией. «Поэтому соответствие действия предмета на чувство с действием чувства на мысль мы называем понятием» (14, 356). Но роль и значение мышления проясняет в некотором роде только следующая категория, введенная Коллонтаем. Этой категорией является «понимание», или «согласование понятия с разумом»: «А когда мысль познала и утверждает нечто о вещи согласно тому, как вещь действовала на чувство и как это представлялось в мысли, то процесс проверки мы называем пониманием (vrozumieniem) или согласованием понятия с разумом» (там же). В познавательном процессе понимание является «обратным путем», а именно от мысли через чувства к предмету, на протяжении которого реализуется проверка мысли по отношению к чувственному познанию. «Понятие от понимания, — пишет в данном случае Коллонтай, — отличается тем, что первое начинается от действия предмета на чувство, чувства — на мысль, понимание же, наоборот, начинается от действия мысли, идет до обсуждения действия чувств, кончается на продумывании предмета» (там же). И далее: «Согласно этому понимание является испытыванием понятия. Этот удивительный способ убеждения в правильности понятия должен быть следствием применения способностей человека, использованных наилучшим и надежнейшим образом» (там же). Такое понимание функций мысли и разума как отдельной познавательной силы было свойственно вообще большинству мыслителей эпохи Просвещения. Разум играет в этой концепции роль решающей, рассуждающей об истине и ошибке инстанции; только разуму принадлежит право давать суждения о мире.

Но функция разума не сводится только лишь к проверке данных, доставленных чувствами. Чувства позволяют человеку воспринять «только особые сущности либо каждую из них по отдельности» (30, 221). Мысль же «обобщает знание о вещи, создает соединенные либо общие представления, выводя из них единообразные правила, которые являются настолько достоверными, насколько они соответствуют природным сущностям предметов» (там же, 215). Таким образом, к особым функциям ума или мысли принадлежат: «сравнение, соединение либо разделение и обобщение» сведений, доставляемых чувствами. Функцией мысли является также создание «обособленных воображений» (абстракций) (там же, 43).

Все, даже наиболее общие, «мысленные воображения» происходят от чувств. Но мысль, оперируя воображениями, «происходящими непосредственно от чувств», разделяя, сравнивая, соединяя, обобщая их, создает в уме «новые воображения, т. е. соединенные, обособленные, частичные, обобщенные и т. д.» (там же, 247).

Эти «новые воображения», уже не являющиеся результатом непосредственного воздействия предметов на чувства, могут оказаться мнимыми воображениями, не имеющими эквивалента в реальной действительности. «Мысленное воображение» содержит опасность возникновения фантастических представлений о предметах, не существующих в действительности. Уже называвшийся метод «обратного пути», ведущий от обобщений к реальным явлениям и вещам, призван исключать эту опасность. Удостоверение в предметности абстракции должно заключаться, по мнению Коллонтая, в сведении наиболее общего к наименее общему, ибо «мысленные воображения должны отвечать чувственным представлениям, общие — частным, соединенные — единичным, разделенные — тем, которые соединяются с вещью».

Если возвращение от абстрактного к чувственному, конкретному окажется невозможным, то вероятнее всего, что мы отошли от действительных фактов и вступили на путь вымыслов воображения и фантазии. Коллонтаевский «обратный путь» в познании призван охранять общее знание о мире от произвольной априорной спекуляции и бесплодного вербализма. Более того, вся его критика была призвана устранять из общественного обращения те «ложные, противоречивые, неподобающие воображения», которые «можно увидеть в суеверии, в образе правления, в общении между людьми… которые стали дурными привычками и страстями и заставили себя „уважать“» (там же, 248).

Как Коллонтай понимал абстракцию, хорошо иллюстрируют его замечания на тему о материи. На вопрос, обладает ли категория «материи» предметностью, он отвечал отрицательно: «Потому что в природе вещей мы нигде не найдем материю; мы находим только разнообразные предметы, которые мы называем телами» (33, 4–5). Так как «материя есть ничто, это только образ, отделенный абстракцией от чувственных представлений, которые мы имеем о разнообразных телах» (там же, 603). При этом Коллонтай не отбрасывает познавательной ценности понятия материи, но трактует это понятие с номиналистских позиций. Материя является образом для обозначения множества свойств, общих всем предметам, эта категория является созданием человеческого ума. Ею следует пользоваться осторожно и не подвергать ее различным спекулятивным манипуляциям (как это делают, например, схоласты, осуществляющие различные экскурсы в область «первой материи», «второй материи» и т. д.). Метод «обратного пути», т. е. сведения понятия материи к конкретным чувственным представлениям, показывает, что ничего такого, как материя, нет; существуют исключительно единичные физические тела.

Размышления о функции обобщения и абстракции занимают у Коллонтая сравнительно немного места. По данному вопросу он склонен скорее к критике априоризма, нежели к созданию собственной позитивной теории. Следовательно, мы не найдем в его сочинениях положительного отзыва о значении и ценности «новых воображений», которые не даны непосредственно в ощущениях. Рассмотрение этого вопроса заканчивается обычно у Коллонтая предостережениями об опасности гипостазирования «воображений», т. е. абстракций. Внимание Коллонтая в теории познания в основном сконцентрировано на чувственных формах познания. Этот факт объясняется историческими обстоятельствами формирования его философии. В борьбе против схоластики, а позднее против идеализма, близкого к Канту, принципиальной задачей были защита и обоснование сенсуализма. Несмотря на это, Коллонтай обращает все же внимание на значение и позитивную ценность теоретического мышления в познании мира, хотя и не углубляет своих замечаний о понятийном уровне (как сказали бы сегодня) познания.