Сергей Волков - Зарождение добровольческой армии

Офицерство прибывало все больше и больше. Интеллигенция и старые казаки относились к нам очень хорошо, остальное население с каждым днем смотрело на нас все мрачнее и мрачнее. Мы уже были не просто беженцы, а являлись организованной силой — врагом большевиков, и скорый их приход начинал чувствоваться все больше и больше. С другой стороны, и мы сами подливали масло в огонь. Дикие попойки в различных вертепах не могли способствовать усилению симпатий к нам. Устраиваемые собеседования с офицерами результатов не давали. Начались одиночные убийства офицеров на глухих улицах. Лично в меня стреляли два раза, причем во второй раз из ворот соседнего дома, где мы стояли. Это уже верх нахальства. Приходилось быть все время настороже, а по вечерам ходить и ездить с револьвером наготове. В конце ноября в Ростове образовался штаб красной армии, который захватил город в свои руки. Какие переговоры шли между Калединым и Ростовом, я не знаю. Но 26/XI Юнкерский батальон получил приказ идти на Ростов. Великая радость охватила всех нас. «Ура! Мы признаны как сила, нам и никому больше поручено взять Ростов! О, мы покажем, что мы не мальчики! Умрем, но оправдаем надежды «дедушки» (Алексеева)!» Бедные, милые и чистые мальчики, много ли вас вернется?! Вы первые идете умирать за Русь, за русский народ. Ваша кровь явится искупительницей за все зло, содеянное в былые времена. Не мы, офицеры, а вы — дети. А мы? (Большая половина нас.) Мы, которые должны идти впереди, мы остаемся здесь со своими женами ожидать, когда вы сокрушите Ростов. Не нужно забывать, что только одних зарегистрированных [офицеров] было около 1000 человек, а сколько еще проживающих так, без регистрации. Штыков же было 300. С тяжелым чувством я отдал приказ перейти батальону в училище одеваться и снаряжаться, так как большинство мальчишек было в одних летних гимнастерках. Как скоро в городе узнали, что мы идем на Ростов, ко мне толпами повалили добровольцы. Но кто? Опять дети — кадеты и гимназисты (студенты шли в студенческие дружины). Большинство отправлялось обратно домой, у меня и своих ребят довольно, делу не помогут, а сами погибнут. Несмотря на это, когда мы выгрузились у Нахичевани, у меня в роте было не 70 человек, с которыми я выступил, а около 140. Где и как они раздобыли винтовки и как попали в вагон, не знаю, так как офицерам было строго запрещено их брать. К вечеру кое‑как обмундировались и выступили на погрузку. Отряд состоял из юнкерского батальона [в] 150 человек, Георгиевского офицерского полка [в] 120 человек, взвода юнкеров Донского училища, 4 пулеметов и 1 броневика. Командовал отрядом полковник Хованский. [283]

В полночь эшелон отошел от Новочеркасска. Начальствующие лица собрались у Хованского за получением задач. План был такой. В темноте подойти возможно ближе к Нахичевани, захватить станцию, пустить конную разведку вдоль железной дороги на Ростов, пешую разведку с броневиком через Нахичевань, а самим ждать подхода юнкерских батарей, студенческих и казачьих дружин, которые должны были идти вслед за нами. Мне было приказано взять станцию. К 5 часам поезд подошел на расстояние полутора верст к Нахичевани. Я выгрузился, объяснил задачу и, взяв человек 10 кадет, отправился. Уже светало. Мы бегом пошли к станции, рота шагом двигалась за нами. Застава, охранявшая станцию, без выстрела сдалась, была арестована и обезоружена. Не успела еще подойти рота, как к станции подъехали четыре красноармейца. Увидя нас, один крикнул: «Золотопогонная сволочь уже здесь! Бей их и айда к нашим!» Но было уже поздно. На выстрелы вбежали юнкера, и через секунду двое из красных валялись с пробитыми лбами, а другие двое бились в руках державших их юнкеров. Так пролилась первая кровь.

К подходу отряда мои заставы уже вели редкую перестрелку с частями красных. Едва подошел эшелон, юнкера–казаки быстро вывели лошадей и рысью пошли вдоль полотна. Между тем с броневиком что‑то приключилось, и его нельзя было довести, оттого [и] высылка пешей разведки несколько задержалась, когда же ее собрались выслать уже без броневика, было поздно: красные выходили из города, приходилось принимать бой. Юнкера заняли левую сторону от дороги, офицеры правую. Я принял весь участок юнкеров. Мои заставы быстро отходили под напором красных, которых вываливалась целая туча из города. Но сразу было видно, что это не организованная часть, а масса, валящая вперед густой толпой. Я приказал всем залечь и на огонь противника не отвечать. Уже появились раненые. Противник все ближе и ближе. Наконец остается не более 100—150 шагов. «Встать. Огонь». Секунда… и все поле бежит, преследуемое нашим пулеметным и ружейным огнем. Я двинул батальон вслед бегущим, но пришлось остановиться, так как противник обошел наш правый фланг и стал сильно теснить его. Решено было ждать подхода остальных частей. Это было 9 часов утра. Пошел дождь и снег. Я хотел покормить юнкеров. Но оказалось, что машинист, испугавшись обстрела, ушел назад и увез с собой наши кухни. Резервные дружины не подходили. Противник снова повел наступление и снова с тем же результатом. В общем, красные за день пытались наступать четыре раза — и безрезультатно. Мы удержали станцию, но с какими потерями! У меня в роте из 140 осталось 65, то же было и в других ротах. Да, мальчуганы показали, что умеют воевать. Но к вечеру стало ясно, что дальше они выдержать не смогут. Со вчерашнего дня они не ели и не спали, промокли насквозь и заледенели. Некоторых без сознания выносили из окопов. Часов в 5 пришел паровоз с 2 вагонами за ранеными и убитыми, и доктор передал, что главное командование решило повести наступление завтра с утра и нашему отряду приказано с наступлением вечера отойти на станцию N. Едва стало темнеть, полковник Хованский отдал приказ отходить. Мне с моей ротой малышей приказано прикрывать отход. Я приказал офицерам выделить наиболее слабых и отправить их теперь же, а сам с остальными предполагал остаться еще часа на два. Но мальчуганы взбунтовались и ни за что не хотели уходить, пока рота остается на позиции.

Ни приказания, ни уговоры не помогли. Ввиду того, что противник перестал проявлять всякую активность, а также большинство из моих слабых еле держались на ногах, я ушел раньше предполагаемого времени. Едва мы вышли в сравнительно безопасное место, как силы начали многим изменять, и в конце концов картина получилась такая, что мне пришлось нести на руках одного кадета 4–го класса, а другой опирался мне на руку. То же было и у большинства юнкеров.

Несмотря на такую усталость, ни один не бросил ружья, а многие тянули и по два, как трофеи, взятые в первом бою. Придя на станцию N, где собрался весь наш отряд и где помещался штаб других отрядов, я поинтересовался узнать, почему они так опоздали. Оказалось, что они пришли на станцию только в 9 часов утра; идти днем в эшелоне к Нахичевани боялись, а пешком далеко и пришли бы поздно, а потому решено начать наступление снова с рассветом. Невольно взяла злость. За что же сегодня погибли эти малыши? Для чего пускали, когда не все было готово?