Нина Аленникова - Русская трагедия. Дороги дальние, невозвратные

Через несколько лет произошло незаурядное явление. У Ростислава не было тогда никаких служебных отношений с Советским Союзом, который не входил в западные международные организации. Переписка частного характера с семьей в Петербурге существовала только до 1929 года: тогда Сергей Алейников, брат Нины Сергеевны, сын Клеопатры Михайловны, послал свою фотографию, написал, что учится на кинооператора, что ему суждено в ближайшем будущем отбывать воинскую повинность и просит больше не писать, пока он не сообщит нового адреса. После этого контакты были абсолютно прерваны – Сталин победил Троцкого и установил особый «порядок».

Ростислав решил поехать с женой простым туристом в Москву и Ленинград на десять дней к Новому году в декабре 1966-го. Эти путешествия становились в Париже обычными, и ими распоряжался большой друг Ростислава Николай Лианозов (из знаменитой армянской семьи, которой принадлежали до революция вся икра и большая часть нефти). Ростислав обещал матери найти следы ее брата Сергея. Путешествие оказалось успешное, интересное и прошло без инцидентов: сын морского офицера Христофорова [75], друга Всеволода Павловича, даже успел в Москве жениться на советской гражданке, с которой познакомился в летнем лагере в Сочи, и умудрился затем, хотя и с большим трудом, увезти ее в Париж. Ростиславу даже удалось присутствовать на свадьбе.

Р.В. Дон пошел в адресный стол, чтобы исполнить поручение мамы, но без малейшей надежды (ведь семья всегда жила в старой столице, а не в новой), не полностью смог заполнить анкетный лист и, к своему огромному удивлению, получил адрес в Каретном ряду. Он бросился с женой в такси, шофер сказал: «А! Это дом артистов». Сердце его усиленно начало биться.

Когда он позвонил в указанную квартиру, вышла довольно молодая женщина, сказала: «Сергей, это к тебе». Появился человек; по последней фотографии сразу было видно, что это Сергей. Пали в объятия друг другу. Было согласовано поужинать у них (женщина была его супругой Нелли – Нинель Лаврова) на другой день. Долго разговаривали: было о чем. Обещали, что сразу по возвращении в Париж им будет послано приглашение посетить сестру, Н.С. Алейникову, во Франции.

Нина Сергеевна очень обрадовалась, но сомневалась в том, что это сбудется. Однако сбылось.

Хлопоты длились несколько месяцев, но Сергей и Нелли все-таки получили визу с разрешением провести месяц в Париже. Встреча брата и сестры была особенно трогательной, ведь они не виделись со времен революции (почти пятьдесят лет). В Советском Союзе он был известным конферансье, часто ездил на гастроли и, понятно, очень интересовался парижской ночной жизнью.

Талант его бросался в глаза. Он был человек веселый, умный, начитанный, обладал естественным чувством юмора и сохранил деликатность и вежливость прежних времен. Жена была немного моложе его, стройная, интересная женщина, тоже с хорошим образованием. Ее родные были текстильщиками из Кривого Рога, отец, убежденный коммунист, был заслуженным генералом Советской армии. Но язык у нее был острый, она совсем не стеснялась, и это иногда наносило ей серьезный ущерб.

Она рассказала, например, как однажды дома у них ужинали трое давно знакомых, хороших друзей. Кто-то случайно произнес фамилию Ленина, она сказала: «Ленин… Это ему не помешало умереть от сифилиса». Молчание… Никто не отреагировал, но через два дня она получила вызов на Лубянку, где три господина в фуражках с голубыми околышами заявили ей: «Вы глубоко оскорбили память создателя Советского Союза. Это не может быть ничем иным, кроме части заговора против советской власти. Если вы сознаетесь и дадите фамилии всех лиц, замешанных в этом заговоре, мы будем снисходительны. Иначе…»

Она ручалась, что никогда не произносила эти слова, отказалась сознаться и требовала, чтобы сделали очную ставку с человеком, который на нее донес. Наконец ей заявили: «Мы вас отпускаем, но вы должны явиться через два дня. В ваших интересах сознаться». Она бросилась к отцу (с которым была в плохих отношениях из-за разницы во взглядах), он понял, что она была в большой опасности, и выручил ее. Когда она вернулась на Лубянку, ей просто приказали не повторять ничего подобного и отпустили.

Когда она вернулась в Москву с подарками, не сдержалась и показала работницам красивое белье из Парижа. Ее вызвал директор и сказал ей, что на нее было так много доносов, что он вынужден ее уволить. Нелли не запротестовала и впоследствии давала уроки вязания.

После этого много раз Доны посылали приглашения Сергею и Нелли снова их навестить. Систематически власти давали отрицательный ответ без объяснения, только с заметкой: «Вы можете возобновить просьбу в следующем году».

В свою очередь Сергей пригласил свою сестру в Москву. Она получила необходимую визу и поехала. Это случилось в мае 1968-го, как раз когда во Франции были большие беспорядки, на наших улицах постоянно выступали студенты, по всей стране бастовали рабочие. Париж оказался в положении, похожем на революцию, воздушные и железнодорожные рейсы были приостановлены, и Н.С. Алейникова задержалась у брата, пока в Париж не вернулся порядок.

Понятно, что пребывание в родной стране, которую ей пришлось покинуть в ужасных условиях почти полвека тому назад, произвело на нее большое впечатление. Ее встреча с сестрой («Наши родители были врагами народа») вызвала у нее особенное переживание, которое она упоминала много лет. Она ясно описала свои ощущения (читатель найдет ее рассказ в отдельной части).

Через три с половиной года после ее возвращения произошло новое событие в жизни семьи: Ростислав покинул международную организацию и был назначен в Москву в вышеуказанных обстоятельствах. Летом 1972 года Нина Сергеевна поехала туда навестить его и через несколько дней тяжело заболела: у нее воспалился желчный пузырь, пришлось срочно оперировать в Боткинской больнице, операция прошла благополучно, и она лежала в хороших условиях в отделении для иностранцев. Забавно, что ее соседка, американка, была в ужасе, увидев, как ночью с крыши спускались коты, их ласкали и кормили.

Вскоре, однако, у Нины Сергеевны обнаружилось воспаление легких, антибиотики не справлялись с болезнью, ей становилось с каждым днем все хуже. Она была в большой опасности, предвидели даже неминуемую кончину, когда доктора приняли героическое решение бросить антибиотики и стали интенсивно лечить горчичниками и банками. Таким образом ее чудом спасли.

После этого Н.С. Алейникова еще несколько раз приезжала в Россию, останавливалась у сына, регулярно встречалась с Сергеем и Нелли. Они ценили представления Большого и МХАТа и с удовольствием констатировали, что «Яр» – хотя под новым названием и в другой обстановке – все же существует и умеет как следует принимать гостей. Она даже поехали в Одессу навестить вдову старого друга Горбова (того, который согласился с амнистией и вернулся с женой «на Родину») – он к тому времени уже умер.