Игорь Зимин - Люди Зимнего дворца. Монаршие особы, их фавориты и слуги

Гардеробную разделили на два помещения. В первом находился металлический цилиндр из котельного железа диаметром около 3 метров. Поскольку «колокол» весил 1609 пудов (25 745 кг), потребовалось заменить деревянные балки на антресольном этаже на балки из рельсов. Внутри цилиндра («колокола») находились столик и диван, стены его оклеили материей. Предусмотрели и средство связи: внутри колокола установили «телеграфный передаточный аппарат» [822], снаружи находился принимающий телеграфный аппарат. Для управления паровой машиной проложили 20-метровую телеграфную линию, соединившую лечебницу и машинное помещение в подвале. Другое помещение гардеробной служило тамбуром-входом (шлюзовой камерой) с тремя герметичными дверьми и с механизмом для нагнетания кислорода в колокол.

На 27 ноября 1867 г. намечалось испытание установки в присутствии министра Императорского двора и одного из лейб-медиков. Поскольку завод не укладывался в установленные сроки с монтажом оборудования, заведующий Зимним дворцом генерал-майор Дельсаль настоятельно просил хозяина завода Франца Карловича Сан-Галли «принять самые энергические меры к усилению работ… так чтобы к вечеру 26 ноября было бы все готово» [823]. 13 декабря 1876 г. все работы по устройству «колокола» закончили. Это была непростая и дорогая работа. Общая стоимость всех работ составила 64 031 руб.

63 коп. [824]Медики заявили, что они готовы приступить к началу регулярных «сеансов».

Ф. К. Сан-Галли

Реклама завода Сан-Галли

Видимо, император Александр II использовал эту машину вплоть до своей смерти в 1881 г. Трудно сказать, насколько она оказалась эффективна, поскольку никаких других документов или мемуарных упоминаний о ней обнаружить не удалось. После смерти Александра II 1 марта 1881 г. «пневматический аппарат» не только сохранили, но и поддерживали в рабочем состоянии. Последний счет за ремонт агрегата датирован 22 августа 1884 г. То, что колокол сохраняли в Зимнем дворце на протяжении 50 лет, видимо, связано с тем, что Александр III там не жил, а демонтировать машину было дорого и хлопотно. Кроме того, эта машина стала частью мемориальных помещений погибшего императора в Зимнем дворце. Только в середине 1920-х гг., когда Зимний дворец из императорской резиденции превратился в общедоступный музей, пневматический колокол демонтировали [825].

Опуская предысторию трагедии 1 марта 1881 г., описанную многократно [826], начнем рассматривать «медицинскую составляющую» с первых секунд после взрыва второй бомбы на набережной Екатерининского канала в Петербурге.

Тогда взрывом бомбы Александра II отбросило к решетке канала. Подбежавший к царю обер-полицмейстер А. И. Дворжицкий «приподнял его с земли и тут с ужасом увидел, что обе ноги его величества совершенно раздроблены и кровь из них сильно струилась» [827]. В камерфурьерском журнале указывается, что первыми словами очнувшегося царя стали: «Жив ли Наследник?.. Холодно, холодно…». Затем царь прошептал: «Скорее домой… скорее домой», а «затем, как бы отвечая на услышанное им предложение штабс-капитана Новикова внести Его в ближайший дом для подания первоначальной помощи, Его Императорское Величество произнес: „Несите меня во дворец… там умереть…“» [828]. Эта фраза Александра II свела на нет очень слабые шансы на его спасение. Дело в том, что прямо на противоположной стороне Екатерининского канала, на Малой Конюшенной, находился Придворный госпиталь Придворной медицинской части с оборудованными операционными и квалифицированным персоналом.

Когда Александра II, подняв на руках по Салтыковской лестнице, уложили на кровать в его кабинете, вокруг умирающего императора начали собираться близкие. Жена Александра III, императрица Мария Федоровна, позже, писала своим родным в Данию: «Лицо, голова и верхняя часть тела были невредимы, но ноги – абсолютно размозжены и вплоть до колен разорваны в клочья, так что я сначала не могла понять, что, собственно, и вижу – окровавленную массу и половину сапога на правой ноге и половину ступни на левой» [829].

Военный министр Д. А. Милютин записал в дневнике 1 марта 1881 г.: «Я был в числе свидетелей агонии его: он лежал с раздробленными ногами на походной кровати в бессознательном состоянии, окруженный врачами и многочисленным семейством. Он едва дышал: для поддержания дыхания ему вдували кислород, пока хирурги бинтовали раздробленные члены… несмотря на все усилия продлить его жизнь, дыхание совсем прекратилось в 3 ч 35 мин.» [830]. Через два дня, 3 марта, Милютин привел еще несколько деталей, связанных с покушением: «Потом расспросил достойного камердинера Подтягина о некоторых подробностях и узнал от него, что не только ноги покойника были совершенно раздроблены, без кожи, но даже задет половой орган. По замечанию Подтягина, покойный император внесен был во дворец уже в бессознательном положении» [831].

Среди тех, кто оказался рядом с умиравшим императором, была и фрейлина А. А. Толстая. Она составила свои записки много позже после описываемых ею событий, но убийство царя было событием далеко не ординарным, поэтому мы можем доверять ее впечатлениям. Это также подтверждается тем, что А. А. Толстая не принимала никаких оправданий морганатическому браку императора, но в своих записях достаточно объективно пишет о поведении княгини Юрьевской: «Она распоряжалась докторами, прибывающими отовсюду. Это она распорядилась принести подушки с кислородом. Никогда не забуду странного, рокового шума действующего на нервы, от этих подушек, посредством которых пробовали вернуть к жизни государя… Его агония без видимого страдания продолжалась полтора часа… конвульсивного движения мизинца левой руки, которое продолжалось… почти до самого конца. По мнению Боткина, это был механический остаток жизни, и, поскольку Государь потерял страшно много крови, его можно считать умершим раньше, чем его перенесли в Зимний дворец… В один момент Боткин, державший руку умирающего, обернулся к новому монарху и объявил, что все кончено» [832].

Необходимо упомянуть также тех, кто слышал о произошедшем, из уст непосредственных очевидцев событий. Государственный секретарь Е. А. Перетц, бывший в Зимнем дворце в тот день, записал в дневнике 1 марта 1881 г.: «В шестом часу вышел из кабинета государя великий князь Константин Николаевич, бледный, как мертвец, но спокойный… великий князь сообщил мне прерывающимся голосом, что вид тела покойного ужасен. Нижняя часть туловища страшно обезображена: кости обнажены и раздроблены, мясо висит кусками» [833].