Норман Оллестад - Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни

– У меня руки не действуют, – ответила Сандра.

– Опирайся здоровой рукой.

Я протянул ей палку. Она поднесла ее к лицу – так ребенок рассматривает непонятную игрушку.

– Я пойду рядом. Можешь опираться на меня, – сказал я. – Держись прямо надо мной, тогда я смогу удержать тебя, если поскользнешься. Понятно?

– Какой ужас!

– Все понятно?

– У тебя лицо рассечено, – сказала она.

Я дотронулся до лица. Ощутил замерзшую кровь вокруг раны на подбородке.

Еще одна ранка на щеке.

– Кровь не идет, – ответил я.

– А я как выгляжу? – спросила Сандра.

– Ты в полном порядке. Пошли.

…на пароме из Пуэрто-Вальярты прямо в Ла-Пас, чтобы уж наверняка не напороться на тех federales . Из Ла-Паса поехали по шоссе Баха на север, по направлению к дому. В Тихуане мы сходили на корриду. Я болел за быка.

Ночь мы провели в отеле в Сан-Диего, а когда отец разбудил меня на следующее утро, машина уже стояла у маминого дома в Топанга-Бич. Он открыл дверцу в боковую галерею, и я прислушался, не раздаются ли в коридоре шаги Ника. Отец постучал в стеклянную раздвижную дверь.

– Хей-хей, – улыбнулась мама, открыв дверь. – А вот и наша сладкая парочка.

Я скользнул внутрь. Она наклонилась и поцеловала меня.

– Привет, мам, – сказал я.

– Ты посмотри на него… Коричневый, как шоколадка.

Отец вошел в кухню и направился к холодильнику. Мама похлопала меня по затылку:

– Норман, у тебя сильно посветлели волосы, – отметила она. – Ну, как путешествие?

– Хорошо, – ответил я.

Отец надкусил персик, закрыл холодильник и внимательно поглядел на меня из-за маминого плеча. В его взгляде не было и следа винтовочных стволов, выстрелов или дней, проведенных в затерянном селении, – одно лишь сладостное воспоминание о катании в трубах да отблеск солнечного света.

– То есть все оказалось не так плохо, как ты думал? – уточнила мама.

Я покачал головой.

Только за ужином я спросил про Ника.

– Он уехал на пару недель, – ответила мама.

Я включил свой любимый сериал «Все в семье», и мы с мамой доедали ужин, глядя в телевизор. В первую же рекламную паузу я рассмотрел ее лицо. Ни синяка, ни царапины – глаз ничем не отличался от другого.

До конца августа дома было спокойно. Пару недель у мамы не было занятий, и я просто болтался по Топанге, катался на скейте, занимался серфингом и играл с Чарли и Санни. Все вокруг постоянно говорили о принудительном отчуждении – я так понял, что государство, или штат, или кто-то еще пытается вышвырнуть нас с пляжа. Люди считали, что они вполне могут это сделать, поскольку сама земля нам не принадлежит, а только дома. Это казалось немыслимым.

В выходные я ходил в хоккейный лагерь, по будням днем пропадал на футбольных тренировках, а вечера проводил то у мамы, то у отца. Иногда бывал у Элинор – лишь ей одной я рассказывал о маме с Ником. Мне нравилось, что она сама задает вопросы и очень внимательно выслушивает ответы.

Как-то вечером мы с Элинор готовили ужин у нее на кухне. Она спросила, что я чувствовал, когда Ник обозвал меня неудачником и лжецом или когда отец растолкал меня в четыре утра и потащил на хоккей. «Понятное дело, мне это не очень-то понравилось», – ответил я.

Тут открылась входная дверь, и вошел Ли, ее муж. Он прислонил к шкафчику метлу и направился в спальню.

– Милый, а где все остальное? – спросила Элинор.

– Остальное – что? – не понял Ли.

– Курица и заправка для салата.

– Ты не говорила, что нужно купить курицу, – ответил он.

– То есть ты решил, что я отправила тебя на рынок в девять вечера за метлой?

– Ну, мне показалось, что это немного странно…

Элинор и Ли стояли и смотрели друг на друга. Оба были очень маленького роста, очень мягкие и чуткие. Сейчас они обменивались изучающими взглядами, словно каждый старался понять, что чувствует другой.

– Ли, – произнесла Элинор, – у тебя ушло сорок пять минут на то, чтобы купить метлу?

– Я искал такую, что подошла бы именно тебе, Элинор, – ответил он.

Смех рвался у меня изо рта, словно газ из баллона. Я больше не мог сдерживаться, запрокинул голову и выпустил его на волю. Следом расхохоталась Элинор, а за ней и Ли, и вскоре мы все втроем уже катались по полу от смеха.

Затем Ли сказал, что очень утомился от этого веселья и ему нужно прилечь. Элинор занялась ужином. За приготовлением спагетти она сказала, что можно всегда верить в худшее, а можно – в лучшее.

– У тебя есть выбор, Норман. Никто не заставляет тебя верить гадким историям Ника. Это его дурные мысли, его представления о том, что будет и чего не будет, – говорила она. – А ты можешь придумать свои истории, хорошие, и верить в лучшее.

– Но ведь это будет просто выдумка, – запротестовал я.

– Не больше, чем его дурные истории, – продолжала Элинор. – Ведь на самом деле все они о Нике, а вовсе не о тебе.

– Тогда это нечестно, – сказал я.

– Да, нечестно, – согласилась она.

Видимо, Элинор почувствовала, что я вот-вот сломаюсь, и позвала всех ужинать.

Мы забрались к Ли на диван и уплетали спагетти, глядя в телевизор. Я не до конца понял всю эту теорию про лучшее и худшее, но мне вспомнилась фотография Ника в форме – видимо, времен его учебы в военной школе. На ней он выглядел настоящим красавчиком и, судя по его лицу, прекрасно осознавал это. Наверное, этот красавчик Ник однажды проснулся и обнаружил, что мир не вращается вокруг него, а теперь внушает то же самое мне.

В воскресенье я спустился к домику Бэрроу за лонгбордом. Они стояли в рядок у подгнившего забора возле летнего душа, рядом с террасой Бэрроу, где почти каждые выходные, в дождь и в солнце, проходили покерные баталии. Я надеялся взять раздолбанную красную доску – можно было не бояться повредить ее о камни во время отлива. Я начал взбираться на песчаную насыпь и увидел, как из стеклянной двери на террасу, держась за руки, выходят Сандра и мой отец. Сандра вернулась, и я знал, что папа не собирается ничего мне объяснять.

Отец уселся за покерный стол и, пока он набирал себе фишек, Сандра поглаживала его по шее. Я передумал брать лонгборд и повел Санни вверх по ручью в свою крепость.

Через неделю я пришел домой с футбольной тренировки и увидел, что мама заклеивает картонные коробки.

– Ну вот, – сказала она. – Мы все-таки проиграли.

– То есть нам уже точно надо съезжать?

– Ага. Штат выиграл. Нас вышвыривают с пляжа.

В следующие выходные состоялась большая вечеринка, а еще вернулся Ник. Все жители пляжа собрались в «Желтой подводной лодке» – домике, где жили Трэфтон, Вуди, Шейн и Клайд. Играл «Блю Джус», группа Трэфтона и Клайда, и все танцевали. На Сандре была зеленая шелковая бандана и белая мини-юбка, а выше пояса – ничего. Я наблюдал, как она танцует, и сравнивал ее подергивания с плавным ритмом Папайи и ее длинными, тяжелыми, как бананы, веками. Даже груди Папайи, такие округлые и пышные, ничем не напоминали «торпедки»